— Столько хлопот из-за такой дряни! — критически разглядывал трофей Иван, когда глаза его вновь научились фокусироваться на предмете. — Язычество какое-то! Они же того и гляди развалятся. И воняет от них. Божественные ноги до сих пор не выветрились, что ли? Вы понюхайте только! — По доброте душевной он сунул сандалию прямо под нос Влеку, бессильно лежащему на тюфячке, и несчастного тут же стошнило. Ведь был он тохчинирским снурлом, а не русским человеком, которому здорово все, что для других — смерть.

Кьетт Краввер, прошедший пять фронтов, был крепче. Мужественно обнюхал сандалию и возразил:

— Какие ноги? Простая подвальная плесень и старая кожа. Но вообще я согласен с тобой, магический артефакт мог бы выглядеть более эстетично. То ли дело — Священный Кристалл!

— Глупцы видят внешнее, лишь истинно мудрым открывается суть вещей!

Голос был старческим, скрипучим и звучал ниоткуда. А может, и не звучал вовсе, а родился прямо у них в умах.

— Ой! — вскрикнул Влек. — Вы это слышали? Или мне снова кажется спьяну? — В последние страшные дни чего ему только не мерещилось! То огнеглазые призрачные псы гонялись за ним по мрачным подземельям, норовя вцепиться в штанину, то принцесса Висса приглашала на свадьбу в роли посаженого отца, то он вил для нее, принцессы, гнездо из прошлогодней соломы и мотков прекрасного шелка, то змей Игизар предлагал спеть хором про любовь, и он пел… Теперь вот еще голоса начались! Ой! А вдруг не в пьянстве дело? Вдруг это последствия встречи с Дикой Охотой, и он сошел-таки с ума, как многие до него, только безумие не сразу проявилось? Ужас, ужас!

— Слышали, слышали, не хуже тебя, — успокоил Кьетт. — Не переживай. С ума поодиночке сходят, и каждый по-своему. Все вместе только холерой болеют или сыпняком.

Иван хихикнул. Где-то он что-то похожее уже слышал!

— Смех без причины — призрак дурачины! — злорадно выдал таинственный голос и снова был услышан всеми.

— Почтеннейший, не соблаговолите ли вы ответить нам, несведущим чужеземцам, кто вы и что вы и где именно находитесь, потому что мы не в состоянии вас узреть?! — выдал Кьетт, что-то подсказывало ему, что с таинственным невидимкой следует объясняться именно в таком высокопарном стиле. И он не ошибся.

— Учтиво, учтиво! — признал голос, теперь он звучал более благосклонно. — Неплохо сказано, молодой нолькр. Что ж, отвечу вам, чужеземцы. Я — дух Божественных Сандалий.

— О! — сказал Кьетт. — О! — Ему показалось, так будет вежливее всего. Вроде бы не ошарашен он, а восхищен. Жаль, что не все его спутники были такими дипломатами.

— Никогда бы не подумал, что у старых тапок может быть свой дух! Читал я про говорящие мечи и котелки, на худой конец, но чтобы сандалии так себя вели! Удивительно! — фыркнул Иван, за что и был обруган «редким невежей, каковому в приличном обществе не место». Под «приличным обществом» дух, видимо, понимал себя.

А нолькр удивился в свою очередь:

— Мечи — да, это распространенное явление, я сам разговаривал с одним (редкий был зануда, к слову, ничто его не интересовало, кроме свежей крови). Но откуда ты взял про котелки?

— Из японских сказок. Есть такая восточная страна, у них там котелки-оборотни всегда превращаются в барсуков, причем и те и другие разговаривают.

— Странная фантазия! — осудил голос. — Зачем благородному вещественному духу превращаться в дикое животное? Абсурд и нелепица!

Ну с этим Иван поспорил бы! Для него вопрос стоял иначе: зачем приличному животному превращаться в дурацкую кухонную посудину? Но Кьетт ткнул его в бок кулаком, и он решил промолчать, не обострять и без того не простые отношения с маниту — именно так воспринял словосочетание «вещественный дух» его внутренний переводчик. Насколько же верна была подобная трактовка — не нам, профанам, судить.

…А Болимс Влек в общей беседе участия не принимал, лежал тихо-тихо, натянув на голову меховое одеяло. Ему подумалось: раз оно от призраков спасает, может, и от вещественного духа поможет? Просто бедный снурл был еще не в себе после пира, вот и лезли ему в голову разные глупости.

День выдался хлопотным. За сотню лет у духа Божественных Сандалий накопилось множество желаний. Он потребовал, чтобы вместилище его было вымыто с уксусом и тщательно просушено над камином, натерто оливковым маслом, подклеено рыбьим клеем и вдобавок украшено сусальным золотом — ну это уже был чистый каприз! Дух ясно давал понять новым владельцам артефакта: раз вы что-то от меня хотите, извольте ублажать и угождать. Причем лично. После пира «почетным гостям» была отведена чудесная комната в королевских покоях, туда их бесчувственные тела оттащили, там они и обретались, отлеживались уже какой день. И слуги в их распоряжение были предоставлены, по двое на каждого. Уж конечно, эти люди имели куда больше опыта ухода за обувью, но дух (кстати, имя ему было Мазувил) не позволил прибегнуть к их помощи. Слуги лишь принесли затребованные ингредиенты, а мыли, промасливали и клеили Кьетт с Влеком. Иван от этого занятия увильнул, пообещав, что будет золотить. Но когда дошло до дела, дух заявил, что человек слишком небрежен, и тонкую работу его пришлось доделывать снурлу. Справился он с ней неплохо, сам Мазувил это признал, и Влек был очень горд, ведь прежде ему не приходилось использовать сусальное золото.

…За окном успело стемнеть, и во дворце зажгли свечи, когда дух соизволил объявить, что качеством ремонта своего жилья вполне доволен и теперь, в благодарность, готов выслушать, какая именно причина побудила его новых держателей (слова «хозяева» или «владельцы» его категорически не устраивали) жизнью своей рисковать ради приобретения божественного артефакта. Не помочь, обратите внимание, всего лишь выслушать! «Лишь глупцы обещают другим помощь свою, не узнав заранее, в чем именно она должна состоять».

Весь вечер ушел на пересказ долгой истории их путешествия — Мазувил требовал подробностей. Целый век провел он в обществе дурно воспитанных, разнузданных и злобных привидений, не интересующихся ничем, кроме охоты и убийства. Целый век ему не с кем было и словом перемолвиться, узнать хотя бы, что в свете творится. Ни про безумца Зичвара не слышал, ни про разделение мира на земли добрые и безумные… Да и пришельцы из чужих миров в Ассезан не каждый год заглядывают. Понятно, что духу хотелось знать детали — очень неприятно чувствовать себя на сто лет отставшим от жизни. А уж если они, детали эти, увлекательны и забавны — почему бы не послушать?

Вот и пришлось рассказывать, недоумевая в душе, чего такого забавного находит дух в их злоключениях, почему начинает противно кудахтать в самых, казалось бы, трагических местах повествования? Но спрашивать его о том не стали, чтобы не серчал.

— Так, значит, молодые создания, хотите вы, чтобы сила Божественных Сандалий вернула вас по домам? — переспросил Мазувил, вдоволь насладившись их историей. — Что ж, для того и предназначены они, чтобы носиться меж мирами, безумец вам не солгал. Вопрос, хватит ли на то его умения, чтобы воспользоваться ими? Не каждому смертному это дано!