Спасибо за внимание. Удач вам!

Авторская корректировка. Еще и еще раз выражаю искреннююблагодарность Егору за изложение вопроса не только добросовестное, но дажетворческое. Мне лишь хотелось бы акцентировать в его словах некоторыесущественные моменты, крайне необходимые для успокоения достаточно широкогокруга мужчин. Судя по письмам, у многих истинной бедой (для них и их подруг)является безмерно быстрый выброс семени: едва дотронулся — и уже все готово! Окаких же тут играх можно говорить… Прошу понять, что горе это поправимо, если:

— лоно у подруги в решающий момент будет увлажненнымили даже переувлажненным (а как этого добиться, Егор поведал);

— значительную часть движений ты переложишь не начувствительную головку члена, а на его корень, а это значит, что необходимонайти такие позы, когда он внедряется как можно глубже, а твои движениянаправлены на проработку клитора и поверхности лона именно корешком (работа?труд? А как же! «На халяву» тут не проехать);

— ты научишься во имя вашей общей большой радостивладеть собой, научишься взрывоопасному нарастающему желанию не поддаватьсяпосредством разных способов: то. ли приостановкой фрикционных движений, то лиизвлечением фаллоса наружу совсем или наполовину, то ли мысленнымпереключением, то ли и тем, и другим, и десятым сразу);

— ты сумеешь добиться самого главного: взаимопониманияи совместной творческой учебы в этом важнейшем деле своей жизни вместе,солидарно со своей подругой — во имя грядущей радости.

И тогда ты — на щите!

Слово у Егора твердое, а дело не расходится со словом. Ясчастлива! Начался наш новый медовый месяц (квартал, год, пятилетка, всяжизнь?). Люди видят ту чудесную метаморфозу, что вновь совершилась со мной,опять добры ко мне сотрудники, снова клеются ко мне на улице молодые (и оченьмолодые) люди. Началась новая эра, я сказала бы, пошло новое летоисчисление внаших с Егором интимных и человеческих отношениях, хотя, казалось бы, в нашпервый счастливый период уже было все, что только можно придумать. Нет,несколько раз он устраивал совершенно романтические свидания, вырывающие нас изобыденности: то мы трое суток ходили на теплоходе в Кижи, и каюта,соответствовала нашим планам, то мы выехали на выходные в пансионат «Дюны», иочередной Дудашкин за стеной, конечно, очень завидовал нам, то… Впрочем, у менясейчас нет настроения говорить на эту завлекательную тему. Почему? Возможнопотому, что теперь, когда подобный удивительней рубеж взят, и я живу так, будтоиначе и быть не может (ведь чистый воздух не ощущаешь, когда его в избытке).Меня больше занимают другие материи.

Какие? Может быть, природа наших новых отношений? Полноерастворение в любимом человеке? Да, я знаю, что могу доверить ему все, что менязаботит, и он верно поймет мои проблемы. Я знаю, что его дела и ситуации важнеедля меня, чем мои собственные. Я — в ответе за него так же, как он за меня. Ондоверяет мне абсолютно, я за ним, как за каменной стеной. Наши чувства инастроения либо совпадают, либо дополняют друг друга. Я рада его мужскомуобаянию и тому, что он симпатичен другим, он гордится моими успехами средилюдей, ему нравится, что я нравлюсь мужчинам и женщинам («вот какой у меняточный вкус», — хвалится он в таких случаях). Короче, я не представляюсвоей жизни без него, это все равно, что телу жить без головы или правойполовине жить без левой или Земле жить без неба. Когда его нет, я ему мысленнорассказываю все, что со мной происходит или то, что случилось интересного, акогда он со мной, то часто и говорить ничего не нужно: все понятно с полуслова,с полунамека, с полуулыбки.

Однако, и об этом сплаве эмоциональной, духовной,интеллектуальной близости, именуемой, очевидно, любовью, мне хочется сейчасбольше молчать, чем рассказывать. Наверно, потому так, что испытав однажды эточудо и продолжая жить с мужем в такой вот открытости, когда общие заботы лишьраскрывают все новые аспекты нашего единения, я привыкла к мысли, к чувству, кощущению, что именно вот такая жизнь и есть норма. А что особенного можнорассказать о нормальной жизни?

Нет, меня заботит сейчас другое, то, что резко выходит заграницы принятой сейчас нормы, и эти мои раздумья запрятаны пока столь глубоко,что о них даже Егор не знает. Он узнает, безусловно, это случится, но тогда,когда я сама приду к ясному осознанию своей аномалии, когда приму твердоерешение.

Чего же не знает Егор?

Он не знает, что я хочу родить от него ребенка. Это желаниенеодолимо, необратимо зреет в недрах моего существа и, похоже, становитсянеотвратимым поводом для исполнения.

Я слышу: «Как! Третьего ребенка от третьего мужа! Даокстись!..» — А я хочу родить ему сына, его подобие, его продолжение на Земле.

Я слышу: «Как! В наше-то время, когда и себя-то прокормить —проблема! Перекрестись и забудь!» — А я хочу родить нового человека, которыйбудет жить в замечательные, добрые времена.

Я слышу: «Как! Ведь твой муж на двадцать лет старше тебя,подумай, что будет, если, упаси Господь, ты останешься одна, с тремя детьми наруках. И не думай об этом!» — А я хочу родить и знаю, что все мы, семья, будеммоложе и здоровее рядом с новой жизнью, рядом с желанным ребенком, а старшиедети станут просто лучше, потому что возьмут на себя немалую часть заботы омалыше.

Да, существует так называемый здравый смысл с егонесокрушимыми аргументами, но имеется логика и иного порядка. Она, вероятно, издругой системы ценностей, с другими мерами явлений, с иными категориями оценок,она побуждает к поступкам, выламывающимся из привычного хода вещей.

Не мое дело — высокая философия, я знаю только, что кетаидет через моря и океаны, через ловушки и капканы, она взбирается вверх поводопадам, она минует семейства медведей на перекатах и остроги браконьеров длятого, чтобы прийти в заповедное место и дать новую жизнь своему роду. С точкизрения пескаря, если, конечно, есть у него точка зрения, с позиций егопремудрости, продвижение кеты — сплошной абсурд, Но без этого «абсурда»прервалась бы эстафета времен. Я, конечно, не кета, я человек, и всеконтраргументы рождению своего нового малыша услышаны мною не от кого- либо,потому что о нем еще никто и не предполагает, это внутри себя проигрываюситуацию, это я сама их излагаю. И опровергает их не знаю, какая сила: можетбыть, инстинкт, который могущественнее рассудка, а, может быть, и высший разум,который тоже сильнее обыденной логики.

Не буду далее обсуждать мотивы своего решения, здесь многонеуловимых переливающихся тонкостей, но главное в другом, в том импульсеблагодарности, который разом осветил все мое существо, как внутренняя огненнаявспышка, когда я поняла, что Егор готов жить со мной по- человечески, а не какмеханический придаток к своей службе! Когда увидела, что я для него дороже егоамбиций. И тогда пришло откуда-то это мое желание — изнутри меня илисвыше? — и стало важнее всего остального. И все. И обсуждение закончено.Альтернативы нет. Я готова принять под свое сердце, в свое лоно юную душу. Я ужежду ее.