его ей. Браслет… Он лежал у нее в сумке.

– Ты… – Лора не двигается, и тем не менее расстояние между нами внезапно становится просто огромным. – Ты бросила браслет в сумку Эмили?

У меня получается лишь кивнуть.

– Да. И мне ужасно жаль. Я даже не могу объяснить, почему так поступила или о чем тогда думала. Не могла же я этого хотеть! Но в голове пустота.

Лора делает глубокий вздох.

– Это лечится, Билли. Самое главное, теперь ты осознаешь, что нуждаешься в профессиональной помощи.

– А вдруг все не так просто? Вдруг это вообще не пройдет?

Лора ничего не говорит. Ей отлично известно, что тяжелое психическое заболевание невозможно победить парой таблеток и полугодовым курсом психотерапии. Что оно остается с тобой надолго. Вполне вероятно, до конца жизни. И что окружающие разделят с тобой это бремя. Вероятно, навсегда.

– Седрик, – тихо продолжаю я, – такого не заслуживает. Он сражается как лев, и я так невероятно благодарна ему за то, что сегодня он был рядом. Что вы все рядом. Но…

Нет необходимости договаривать. Она едва заметно кивает и молча подтверждает то, что я не могу произнести.

СЕДРИК

– Тогда я, пожалуй, пойду и, – Уинстон Фолкнер тяжело вздыхает, – немного подумаю. Скажешь Билли, чтобы она связалась со мной, когда будет себя хорошо чувствовать? И передай ей привет от меня. Наверное, ты прав, нам нет смысла сегодня еще разговаривать.

Кивнув, я открываю ему дверь в коридор.

В этот момент по лестнице спускается моя мать. Она выглядит подавленной и вообще не задает вопросов, когда Фолкнер заявляет ей, что сегодня ему лучше уйти.

– Все в порядке? – подозрительно спрашиваю я. – Билли наверху?

Мама смотрит на меня со странным выражением на лице.

– Да что такое?

Она незаметно бросает взгляд на отца Билли, и мне не удается его истолковать.

– Давай… сейчас?..

Однако что-то в ней мешает мне ждать.

– Скажи уже!

Смирившись, мама вздыхает:

– Ты знал, что Билли подсунула браслет Эмили?

– Что?

Фолкнер произносит то же самое, но громче:

– Что?!

– Я не осуждаю ее за кражу, – добавляет мама, ее голос дрожит, а я чувствую себя последним идиотом. Она не хотела рассказывать об этом перед отцом Билли, но я настаивал. – Но она втянула в это Эмили. И это не имеет ничего общего с клептоманией, как бы она ни утверждала, что ничего не помнит. Оба этих обстоятельства никак не сочетаются. Это намного серьезней, Седрик, и меня это беспокоит.

– Она этого не делала, – говорю я, однако меня, похоже, уже никто не слушает.

– Она лжет. – Уинстон Фолкнер не выглядит шокированным, лишь усталым и разочарованным. – Понятия не имею, что еще можно сделать. Она врет, обманывает и убегает. Все это не впервые. Мне очень жаль, что вам пришлось узнать это на собственном горьком опыте.

– Это какое-то недоразумение, – вклиниваюсь я.

– Эмили! – зовет мама, глядя на меня. – Прости, Седрик, но замалчивание этого ей не поможет. Вам обоим.

На верхней ступени появляется Эмили.

– Солнышко, пожалуйста, спустись вниз и расскажи мне еще раз, что сегодня произошло в «Harrods». Как все было на самом деле.

Эмили прикусывает нижнюю губу, смотрит сначала на меня, а потом, расстроенно, на маму.

– Хорошо. Но не злитесь на Билли. Она извинилась и…

Я почти не слышу, что говорит сестра.

Фолкнер похлопывает меня по плечу:

– Деталь, которую она тебе не рассказала, мм? – К моему удивлению, он, кажется, мне сочувствует. А я ожидал насмешки. – Мне известно, каково это. С ней просто становится все труднее. Тристан прошел через то же самое. В прошлом году она даже пыталась обвинить детектива торгового зала в сексуальных домогательствах, чтобы выкрутиться.

Я изо всех сил борюсь с внезапным желанием оттолкнуть отца Билли.

– Уверен, что это недоразумение, – бормочу я и взбегаю вверх по лестнице в гостевую комнату. Мама выкрикивает мое имя, но я ее игнорирую.

Вдруг передо мной оказывается только эта странно запертая дверь, к которой я прислоняюсь лбом, обливаясь холодным по́том. Пока я стучусь. Пока слушаю и жду, когда изнутри прозвучит одно-единственное слово, а этого не происходит. Пока у меня звенит в ушах. Пока я мысленно о чем-то молюсь.

– Билли. Билли, пожалуйста. Скажи что-нибудь.

Тишина, и у меня в голове, словно фильм, проносятся образы другой двери, которая не открывается. В которую мне нужно войти, чтобы…

Я нажимаю на ручку, дверь распахивается внутрь.

Комната пуста. Твою мать.

Из коридора доносятся приглушенные ругательства папы Билли.

– Ее нет, так? Она опять сбежала.

В дверном проеме показывается мама, а я между тем обнаруживаю на тумбочке ключ от квартиры, который вчера дал Билли. Рядом с выцветшим, сплюснутым и в некоторых местах немного порванным бумажным зонтиком небесно-голубого цвета.

Она не могла уйти.

– Боже мой, что с тобой? – спрашивает мама, уставившись на меня, как будто я растворяюсь в воздухе. Она дотрагивается до моих волос, которые за долю секунды намокли от пота во время короткой панической атаки.

– Все нормально, уже проходит. Где Билли?

– Оставь ее пока в покое, Седрик. Думаю, ей нужно подумать. И тебе тоже.

– Она уехала? Когда? – Я обвожу комнату взглядом. Все ее вещи исчезли. Куртка, сумка, даже пижамная футболка, которая до сих пор лежала под смятым одеялом.

– Примерно пятнадцать минут назад. Билли сама в состоянии принимать решения, она взрослая. Не повторяй ошибку ее отца.

– Ты не понимаешь, – отвечаю я и ищу в своем смартфоне ее номер. Она выключила телефон… Черт! – Она уехала не домой, мам. Она просто уехала.

И почему эта хренова батарейка опять почти пустая?

– Чепуха.

– Ты ее не знаешь. Это не первый раз.

Это единственное, что ей раньше помогало. Что ее спасало. Бегство. Начать заново без давящего груза, как другой человек, – это единственный позитивный опыт, который у нее есть.

Мама сглатывает.

– Не могла же я удерживать ее силой! Да и что это вообще значит – она сбежала? У нее ведь новая работа в Ливерпуле.

– Нет. У нее ее уже нет. Я позже тебе объясню, сейчас мне нужно ехать.

– Седрик, уверена, ей просто нужно время. И тебе оно тоже нужно.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты был прав, она умна. – Мама прислоняется к дверному косяку. – Она очень умна и наблюдательна. Но еще у нее есть большая проблема, Седрик, очень большая, и она опасается, что для тебя это будет чересчур. – Она поднимает руку, прежде чем я успеваю возразить. – Нет, дай мне договорить. Прислушайся хоть раз к моему совету, Седрик. Я считаю, что она права.

– Одолжишь мне свою машину?

– Ты