Увидев эту букву, Ася и Ольга в ужасе уставились друг на друга. Им нетрудно было догадаться, кого имел в виду Васильев, но поверить в такое Ася никак не могла. Однако Ольга поверила сразу. И пока Ася тихонько плакала и повторяла, что бедный Васенька ошибся, что этого не может быть, что Анатолия Николаевича перед ним оговорили, Ольга про себя твердила одно: «Что я наделала… что я наделала…»

Желая спасти себя, она погубила семью, которая приютила ее и Женю. И она знала, знала об этом заранее, ей словно бы нашептывал кто-то, что она станет причиной несчастья этих людей…

Но Ольга не прислушивалась к этим пророчествам, не верила своим предчувствиям. Вернее сказать, все это было тогда для нее не важно – однако стало важно теперь.

Что же делать? Как быть? Как вернуть радость в этот дом?.. И как вернуть им с Женей спокойствие и уверенность в завтрашнем дне? Ведь сейчас они живут с Асей даже не одним днем – одним часом, постоянно ожидая нашествия милиции, которая выселит их в одну комнату и заполнит дом чужими людьми. Или вообще выгонит их вон! И все сбудется по Симочкиному пророчеству: побираться, шарить в помойках, чтобы прокормиться…

Нет! Она пойдет на работу! Это Асе, жене репрессированного, будет трудно, а то и невозможно устроиться на работу, если ее уволят из школы (и ведь непременно уволят!), ну а Ольга – она что? Она была у Васильевых всего лишь нянькой. Она службу найдет. И будет трудиться день и ночь, чтобы содержать Асю и Женю!

Про то, что Асю тоже могут арестовать, Ольга боялась даже думать.

Однако дни шли за днями, а пока никто не приходил их выселять или хотя бы уплотнять. И Ася все еще оставалась на свободе… На всякий случай они с Ольгой собрали самое ценное в доме, увязали узлы с вещами, снесли их в детскую, решив остаться жить здесь, если дойдет до уплотнения. Ну а выгонят… Об этом думать было страшно. Однако думать приходилось. Надо было бы поискать хоть какое-то жилье – на всякий случай. И делать это должна была Ольга: Ася расхворалась и почти не вставала – даже до кухни еле-еле доходила, так что Ольга носила ей еду наверх, каждый раз ругаясь, что приходится уносить вниз почти нетронутые тарелки.

Ольга уходила на поиски жилья, оставляя дома Женю. Ася жаловалась, что одной ей страшно, а на возражения Ольги, что девочке надо гулять, обещала, что стиснет зубы, но спустится-таки в садик, чтобы Женечка поиграла на свежем воздухе среди цветов.

Конец августа выдался туманным и знойным, валом повалили мошка и комары, однако почему-то к Жене они даже не подлетали. И не трогали тех взрослых, которые держали девочку на руках.

Впервые заметив это, Ася и Ольга только переглянулись изумленно… однако в следующее мгновение изумление их прошло. Ольга припоминала, что с Женей порою бывало связано что-то такое… странное… однако эти случаи как-то сразу выветривались из памяти и ее, и Аси, так что через миг они уже и понять не могли, что их озадачивало или волновало. Ну, не кусают Женечку комары – ну и что, это же просто здорово!

Ольга в своих поисках жилья для начала, конечно, обежала всех соседей по улице Загорского, однако жили там скученно, тесно и совершенно не желали пускать к себе на постой еще и двух женщин с малым ребенком. Да еще если муж одной из этих женщин известно где…

Вообще говоря, в верхней части города найти жилье было практически невозможно, и в старых-престарых домишках, и в более новых жили буквально на головах друг у друга. В Заречной части было не лучше, недаром оттуда народ аж в ярмарочные павильоны переселяли! К тому же Ольга, как и все нижегородцы, родившиеся, выросшие, жизнь прожившие в верхней части города, испытывала к Заречью некое высокомерное презрение. Переехать в Канавино, в Сормово или в новые кварталы Автозавода считалось довольно унизительным падением житейского статуса.

Тогда Ольга начала подумывать о Лапшихе. А что? Не нагрянуть ли туда и не потребовать ли у мачехи хоть комнатку взамен той, из которой она обманом выселила Ольгу?..

Невесть, конечно, до чего она додумалась бы, однако как-то раз встретила на Свердловке Зинаиду, домработницу Фаины Ивановны Чиляевой.

Вернее, бывшую домработницу… Потому что Фаина Ивановна тоже была арестована вместе с женой своего племянника, и уже даже получила срок, однако не за измену родине и антисоветчину, а за абортмахерство и содержание тайного притона. Ей дали пять лет, отбывать которые она отправилась в поселок Сухобезводное, не столь далеко от Горького, а не на смертельную Колыму или еще дальше… если это «дальше» вообще существует! Дом Фаины Ивановны мгновенно заселили новыми жильцами, и Зинаида, которая была прописана где-то в Сормове, осталась бы у разбитого корыта, кабы ее не приютила Руфина Рувимовна Кушля – та самая знаменитая закройщица, для которой придумывала фасоны Фаина Ивановна. Теперь Зинаида служила домработницей у нее, а сейчас шла на рынок за телячьей вырезкой, потому что Руфина Рувимовна ела только телятину. Выглядела Зинаида вполне довольной жизнью и Ольге даже обрадовалась.

– Ну надо же! – воскликнула, ловко перехватив авоськи, чтобы всплеснуть руками. – А я тебя во сне нынче видела. Вот так, ни в тех, ни в сех! Как знала, что повидаемся! Слушай, ты не держи на меня зла, что мы тогда девчонку твою унесли, – сказала она задушевно. – Я не хотела, но Чиляева меня прямо за горло взяла! Да и она не больно-то виновата: это все Толика была затея, он из тетки веревки вил. Ох, как у него на тебя глаз горел… А потом, когда ты сбежала, он пришел и хохочет: мол, Ольга нашла-таки свою девочку, не вышло у нас ничего здесь, но Ольгу я все равно достану где угодно.

– Не достал, – неприветливо буркнула Ольга. – Руки коротки оказались.

– Да, – сочувственно вздохнула Зинаида, – не повезло! Им с Альбиной Сергеевной уже статьи определили… Его в Мордовлаг, кажись, а ее… говорят, всех ЧСИР нынче в Алжир[67] какой-то отправляют.

– В Африку, что ли? – изумилась Ольга.

– Кто знает, может, и в Африку, – равнодушно пожала плечами Зинаида. – Небось лучше в Африку, чем в Мордовию или в Магадан! Но ты знаешь, Альбина эта Сергеевна была такая злобная сука, слова доброго никогда не скажет. Ей поделом! А Толика мне жалко…

– Вот кого мне ничуть не жалко! – с ненавистью выдохнула Ольга. – Мало того что он меня с Женей разлучить хотел, так еще оклеветал того человека, который нас в свою семью принял. Он и его жена удочерили Женечку. Я у них жила, с ней нянчилась… Вот счастье было. Нет, этот Толик… Мало того что он ко мне лез все время, покоя не давал, так когда его арестовали, он и Василия Васильевича за собой потянул! Оговорил, гнусная тварь! Теперь мы и сами не знаем, что с нами будет. То ли Асю арестуют, то ли нет, то ли выгонят нас из дому, то ли нет, и как жить будем, вообще неизвестно.