Революционная карьера Артемьева началась в ранней юности, когда он работал помощником сцепщика на Москве-Товарной, и хоть Ленин громогласно называл Викжель[66] сборищем эсеров и меньшевиков, все же Артемьев вспоминал свою работу на железной дороге с удовольствием и продолжал железнодорожников уважать. С этим была связана и его любовь к газете «Гудок», которая, между прочим, в 20-х годах была одной из самых интересных и читаемых в стране. Особенно всем нравилась четвертая страница «Гудка» с короткими фельетонами таких мастеров острого, вернее, едкого пера, как Зубило, Пикет, Дядя Вася, Зрячий…

Выражение «сушеное, моченое, потерянное!» стало для Артемьева символом чего-то удивительного; выкрикивая: «Граждане, откройте глаза свои, подымите уши!» – он призывал к вниманию на летучках; ворча: «Гниль, ржавчина, беспризорность!» – проходил он по улицам, а в минуты крайнего отчаяния стонал: «Стопроцентный мрак!» Все это было из «Гудка». И даже когда Артемьев еще не разуверился окончательно в способностях Ромашова, он пытался вернуть ему утраченные силы с помощью «Гудка». Почему-то сейчас Ромашов отчетливо вспомнил, как Артемьев читает из какой-то заметки: «Случайная мысль будто пронзила мозги солдата!» – и потом серьезно, даже зло говорит: «Если ты хочешь добиться результата, а не просто размазать свое внушение, ты должен именно что пронзить чужой мозг!»

Не получалось. Тогда не получалось, не получалось и потом… Но так многое изменилось с тех пор!

…А вот и Елоховская церковь – одна из немногих, еще не закрытых. Ходили слухи, что власти совсем было собрались прекращать тут насаждать опиум для народа, однако патриарший местоблюститель митрополит Сергий Старгородский, глава Московского патриархата, устроил поблизости свою резиденцию, и поэтому церковь на время оставили в покое.

А вот и желтый дом. Три этажа, довольно облупленный. С боков огорожен невысоким штакетником, за ним аккуратно разрыхлена земля, видны кусты смородины, шиповника, торчат какие-то ростки, из-за угла доносится скрип качелей. Неужели Морозовы живут в таком патриархальном закутке? Вроде бы не к лицу кавторангу…

Хотя он небось постоянно в плаваниях. А жена тут притулилась под крылышком у мамаши либо свекрови, которая теперь будет помогать нянчиться с ребенком. Красавица, конечно, эта Тамара, ни дать ни взять – грузинская киноартистка Кира Андроникашвили в фильме «Элисо»! Очень лихо закрученный сюжет был в том фильме, и на правду похоже, – Ромашов смотрел с увлечением…

И что? Очень может быть, что красавица Тамара тоже лихо закрутила «сюжет» с привлекательным доктором Панкратовым. Вполне возможно также, что ребенка она родила не от вечно отсутствующего супруга, а от доктора. Очень удобно для красавиц иметь в мужьях капитанов дальнего плавания! С одной стороны, деньги и вещи из заграничных портов, с другой – полная свобода выбора, кого любить и от кого рожать детей.

Однако ребенок Тамары и Панкратова умер, и тогда доктор, чтобы любимая женщина не страдала, подменил ее ребенка тем, кого он случайно нашел этой ночью по пути на работу – нашел на Сретенском бульваре.

А почему бы нет? Лихо закручено, вот только похоже ли на правду?

Ромашов осторожно обошел дом – да так и замер, увидев не кого иного, как Тамару Морозову, которая сидела на лавочке в аккуратном чистеньком дворике – в иной коммуналке пол в коридоре не так аккуратно выметен, как утоптанная земля этого дворика! – и держала на руках голубой сверток, перевязанный голубой лентой.

Ромашов на миг запнулся, потому что отчетливо видел недавно, что сын Грозы был завернут в серое одеяло, однако тут же сообразил, что Панкратов не мог отдать Тамаре запеленатого ребенка! Завернул найденыша в казенную пеленку да положил в ту же колыбельку, в которой недавно лежал мертвый младенец. Куда он бедняжку девал, интересно?

Да куда, вынес тайно из роддома да схоронил где-нибудь, что еще может быть?

А девочка где, дочка Грозы? Куда Панкратов ее подевал?

Ничего, очень скоро Ромашов все узнает.

Он топтался в проулке, делал вид, что закуривает, а сам пристально наблюдал за Тамарой, которая ворковала над младенцем с такой любовью, словно это был ее родной ребенок. А впрочем, она ведь ничего не знает… Вряд ли женщина, знающая, что лишилась родного сына, может так тетешкать чужого!

Дверь единственного в доме подъезда распахнулась, и во двор вышел капитан Морозов с чемоданом в руке. Поставил его, подошел к Тамаре, обнял ее вместе с ребенком и с умиленным выражением уставился на младенца.

«А ведь очень может быть, что это не твой сын», – лукаво подумал Ромашов.

Морозов вздохнул, взял руку Тамары, поцеловал и что-то тихо проговорил с виноватым выражением. Она смотрела недовольно, надув губы.

Похоже, коварная мысль Ромашова не достигла сознания кавторанга.

«Ага, он прощается с женой, – догадался Ромашов. – Пора возвращаться на корабль. А она… Ох, артистка! Делает вид, что огорчена, а сама ждет не дождется, когда снова со своим любовником-доктором встретится!»

Он сам не знал, почему был совершенно уверен в том, что у Тамары и Панкратова связь. Может быть, так его настроила собственная любовная история, завершившаяся неудачей. Может быть, ревнивые подозрения отравили его восприятие.

И в то же мгновение что-то насторожило Ромашова, откуда-то пришло ощущение близкой опасности… Это было похоже на то, что он испытал, когда Клава в роще вдруг коснулась его плеча. Однако он ощутил не прикосновение, а как бы готовность к нему. Чужая рука не дотронулась до его плеча, а словно еще только потянулась к нему.

Ромашов резко обернулся и понял, что насторожился не зря: неподалеку, под прикрытием чужого забора, стоял доктор Панкратов, не сводя глаз с Тамары Морозовой.

На его лице было выражение такой безоглядной нежности, преданности и заботы, что это могло бы растрогать любого другого наблюдателя, но только не Ромашова, который снова криво ухмыльнулся.

Ну что ж, Галя не ошиблась, спасибо ей…

Однако какой же он нетерпеливый, этот Панкратов! Не мог дождаться, пока муж любовницы отправится в путь! Уже предвкушает пылкую встречу, лишь только кавторанг сядет в таксомотор, который уже подъезжает – Ромашов видел осторожно свернувший со Спартаковской черный «ГАЗ-А» с длинными рядами белых шашечек на дверцах. Впереди вприпрыжку бежал матрос-ординарец, показывая таксисту дорогу.

Сейчас Морозов сядет и уедет, спокойный, довольный, счастливый, даже не заподозрив измены жены и подмены ребенка! Странно, что никто не заметил разницы между младенцем, родившимся десять дней назад (именно десять дней назад Лиза родила своих близнецов) и только что появившимся на свет. Ну и халатность процветала в этом родильном доме…

А впрочем, вполне возможно, что и в самом деле никакой разницы между детьми в таком ничтожном возрасте нет. Ромашов совершенно в этом не разбирался!