— Раньше я хотел просто трахать баб, а теперь мне хочется обнимать… тебя, — добавил он быстро. — Может, я повзрослел?

Я лежала и молчала. Только сильнее втягивала в себя лопатки, чтобы не сделать ему больно.

— Я признался матери, что затащил тебя в постель. Она сказала, что я мудак. А я не мудак, Даша.

— Не мудак. Это я тебя затащила. Значит, это я — сучка.

— Хорошо так поговорили! — усмехнулся Кузьма и перекинул меня на матрас, не в силах больше сдерживать свою мужскую природу.

За окном темнело, темнело перед глазами, темнело в мыслях…

— Дай мне телефон, — попросила я, когда вернула себе возможность говорить, но, вспомнив про мусорку в сумке, вскочила первой. — Я сама.

Сама скажу то, что давно пора было сказать, да повода не было:

— Мам, уже поздно. Я не поеду домой, — Она ничего не ответила. — Кузя отвезет меня утром на дачу, а вечером я приеду в город на электричке.

— Хорошо, — сказала мама сухо и закончила на этом разговор.

Да плевать!

Я вернулась к измятому матрасу и опустилась на него коленями. Как хорошо — падать с него некуда.

— Зачем тебе матрас, когда есть диван? — спросила я наконец.

— Купил, когда мать здесь жила. А потом привык. На диване я работаю.

— Как это?

— Валяюсь с ноутбуком. Поговорили?

Я мотнула головой.

— Она выслушала и сказала: хорошо.

— Ну хоть сукой не назвала, уже хорошо!

Он со смехом повалил меня в подушки. Вернее, между ними — они как-то переместились на края самостоятельно или не совсем самостоятельно, а под натиском наших тел.

— Кузь, зачем ты признался маме? — спросила я, удержав его голову в ладонях, в миллиметре от своих губ.

— Потому что ты призналась своей. Как-то глупо отпираться, точно мы делаем что-то запретное…

— А почему она злится?

— Потому что Дашу нельзя оттрахать и выставить за дверь. А я собственно это и не делаю, кажется…

Я напрягла руки и так и не позволила ему себя поцеловать.

— Даш, ну что я еще должен сказать?

— Ничего, абсолютно ничего… — я и впилась ему в губы и даже сумела подмять Кузьму под себя.

Это ведь я, я затащила его в постель и в отношения, от которых он так удачно отбрыкивался лет так десять.

— Почему завтра не можешь? — спросил Кузьма в телефон, не доехав одной улицы до нашей дачи. Специально остановился, чтобы позвонить отцу и сказать про меня. — А кто-то другой может с ней встретиться? Нет, послезавтра Даша не сможет. Позвони своим кадровикам, они все сделают. Твое какое дело… — он прикрыл глаза и беззвучно пошевелил губами. — Я не хамлю! — сказал Кузьма довольно громко. — Я пытаюсь решить проблему, которая вообще не проблема. Ну что ты в одну кучу?! Я не был у Таськи, потому что она не хочет меня видеть. Хорошо, скинь мне телефон и имя. Даша сама ей позвонит. Пап, спасибо. Да, я зайду, как только Таисия Борисовна соизволит меня позвать. Я ничего не сказал и не скажу Шаровой, хотя хотел, честно. Пап, то у тебя минуты нет, то ты целый час полощешь мне мозги… Отлично! — Кузьма чуть не сунул телефон мимо держателя. — Теперь меня послали на… — он произнес это слово одними губами, — оба родителя. Зашибись!

— Не надо было звонить…

— Надо было, Даша, надо! — он повернулся и сжал мне плечи. Глаза в глаза. Какие же они у него бездонные и ничего-то в них не увидишь. Слишком мутные. — На моем отце свет клином не сошелся. Ты в любом случае уходишь из своего дебильного магазина. Мы найдем тебе нормальную работу по специальности. Да хоть в нашей конторе. Я прямо сегодня с ними и переговорю.

— Ты завтракать будешь? — я оборвала его монолог, устав чувствовать себя полной идиоткой.

Хотя умная моя часть понимала, что я встала поперёк горла его родителям, потому что не пара их сыну. И Кузьма так же думает — вернее, в том виде, в каком я сейчас, я его не устраиваю тоже. Такую друзьям не представишь: привет, это Даша, она умеет очень ровно ставить товар на полки…

— Нет, я на работу опаздываю, — отказался он от совместного завтрака. — И бабушку твою смущать не хочу.

Или смущаться чужой дачей и ненужными вопросами от совершенно чужой бабушки. Я его понимаю. Самой до ужаса неловко перед встречей.

И все же он зашел. На минуту. Чтобы поздороваться.

— Созвонимся! — бросил тут же и отчалил.

— Дарья, почему ты мне врала про Кузьму? — спросила бабушка, не успела белая машина исчезнуть за поворотом.

Как же я боялась этого вопроса! У меня даже холодок пробежал по спине. Я пыталась не опустить глаз, но не получилось.

— Я не лгала… — Уж бабушке я никогда не лгала. — Тогда у меня действительно ничего с ним не было. Я теперь есть, — я наконец сумела поднять вверх тяжеленный подбородок. — И мы ни от кого это не скрываем. И мне обидно, что все на нас злятся. И вы, и его родители. Почему бы вам всем просто за нас не порадоваться…

— А есть чему радоваться? — почти что перебила меня бабушка, продолжая буравить внимательным взглядом, как в детстве.

— Да, есть. И мне обидно, что вы вот так со мной!

Но мне стало куда хуже, когда вечером к нам завалился Андрюха. У меня аж сердце в пятки провалилось. Он примчался из города — он так никогда не ходит на даче. И вообще утром его машины не было — я еще порадовалась — да и дом выглядел закрытым. Как его бабушка умерла два года назад, так они здесь бывают только наездами. Так, на шашлыки большой шумной компанией поорать песни до утра. Дебилы!

— Твоя мама попросила тебя забрать.

От этого сообщения у меня просто перестали ходить ноги. И я, точно на ходулях, вытолкала Андрюху на крыльцо и дальше — к калитке. Мы не говорили с мамой после того звонка. Я просто кинула ей сообщение, что уже на даче и у бабушки все хорошо.

— Ты для этого сюда притащился?

Я пыталась сдержать злость. Он не виноват. Он явно бросил какие-то дела в городе…

— Да, твоя мама попросила приехать. Я не мог ей отказать.

Или не захотел? Чего так уставился? Теперь у меня точно сорвет крышу!

— А я вообще не собиралась никуда ехать! У меня завтра выходной.

Андрюха сунул руки в карманы джинсов.

— Дашка, за что ты на меня орешь? С матерью разбирайся!

— А ты мог не переться сюда, а сначала хотя бы позвонить мне!

Да, я не имела никакого права на него орать.

— Твоя мать как раз предупредила меня, чтобы я не смел тебе звонить. Я не знаю, что ты там натворила…

Мое лицо сделалось маской. Скулы точно свело!