В таких обстоятельствах еще важнее поддерживать и сохранять генетическое разнообразие дикорастущих яблонь – возможно, нам придется воспользоваться этим ресурсом для сохранения наших культурных сортов. Дикие яблони также могут помочь нам справиться с некоторыми наиболее распространенными проблемами, с которыми уже столкнулись агрономы. Например, при посещении диких яблоневых рощ в Казахстане ботаники обратили внимание, что некоторые деревья обходят стороной некроз и парша – по всей видимости, растения развили устойчивость к этим заболеваниям. Более того, некоторые яблони растут в невероятно засушливом климате – у них есть устойчивость к засухе, которая так пригодилась бы культурным сортам. Также понятно, что все, что происходит в лаборатории, должно подкрепляться полевыми исследованиями. Нам по-прежнему нужны Вавиловы, Форслайны и Джуниперы, которые бы изучали древние памятники, отдаленные уголки и собирали бы ценные образцы. Там, в дикой природе, вероятно, существуют генетические ресурсы для решения проблем, с которыми сталкиваются сегодня садоводы, а также тех, о которых нам еще только предстоит узнать.

Генетика позволяет пролить свет на древнее происхождение многих видов живых существ. В этом нам помогают данные археологии и истории, но иногда найденный след только уводит нас дальше от ответа. Свидетельств всегда оказывается недостаточно. Исследование современной и древней ДНК дает нам возможность заполнить некоторые пробелы и взглянуть на прошлое под иным углом. Так как секвенировать полный геном становится все проще и быстрее, ученые совершают все больше неожиданных открытий в истории одомашненных человеком видов: от поразительно древнего происхождения домашних собак до удивительно ранних следов культурной пшеницы в Великобритании; от определения теосинте из долины реки Бальсас в качестве прародителя современной кукурузы до проникновения в тайну садовых яблок. Но впереди нас еще ждут новые откровения, на этот раз об очень знакомом нам виде – Homo sapiens.

В 1848 году во время горнодобывающих работ в карьере Форбса на северном склоне Гибралтарской скалы британские шахтеры обнаружили череп. Он был представлен на встрече местного Научного общества Гибралтара, однако никто не мог понять, кому принадлежит этот странный образец с массивными надбровными дугами и зияющими глазницами. Поэтому его просто оставили пылиться на полке.

Восемь лет спустя в другой каменоломне, на этот раз в Германии, также был найден череп, а также кости. Останки были обнаружены в гроте Фельдгофер в долине Неандерталь неподалеку от Дюссельдорфа. При расчистке шлама из пещер перед началом добычи камня рабочие увидели кости, которые они приняли за часть скелета пещерного медведя, – однако местный учитель узнал в находке человеческие кости и забрал их на изучение. Профессор Франц Йозеф Майер из Университета Бонна предположил, что костные останки могли принадлежать умершему от рахита монгольскому солдату-дезертиру, который скорчился в агонии, с чем и связаны тяжелые надбровные дуги. Но позже профессор Герман Шаафгаузен из того же самого университета высказал идею о том, что в черепе и костях из Фельдгофера нет никаких патологических изменений. Поскольку останки были найдены недалеко от костей вымерших видов животных, Шаафгаузен пришел к заключению, что этот человек – очень древний житель Европы. В 1861 году лондонский анатом Джордж Буск перевел работу Шаафгаузена по останкам из грота Фельдгофер – он согласился с тем, что череп, вероятно, принадлежал древнему человеку, и попросил предоставить ему дополнительные материалы для исследования. На следующий год череп из карьера Форбса тщательно упаковали и отправили в Лондон.

В 1864 году Буск опубликовал свой отчет о «Древнейшем обезьяноподобном человеке из Гибралтара», который, по утверждению ученого, напоминает «знаменитый» череп из грота Фельдгофер. Буск считал, что в обоих случаях речь шла не о случайных останках, а о представителях утерянного племени, которое однажды населяло всю территорию «от Рейна до Геркулесовых столбов». В тот же год с «удивительным черепом с Гибралтара» познакомился и Дарвин, который воздержался от высказывания дополнительных предположений. А вот друг Буска Хью Фальконер в письме от 27 июня предложил ученому название для нового образца:

Однако Буск не проявил расторопность. И всего через несколько месяцев после публикации «Древнейшего обезьяноподобного человека» до слепка черепа из грота Фельдгофер добрался геолог Уильям Кинг из Королевского колледжа Голуэй. Ученый определил, что перед ним череп древнего человека, но не просто архаичный тип Homo sapiens, и решил, что особенности строения черепа дают основания для присвоения этому древнему человеку нового видового названия. Кинг предложил назвать этот вид Homo neanderthalensis, в честь немецкой долины, где тот был найден. Таким образом, именно Кинг, а не Буск и даже не Фальконер, первым дал название виду древнего человека, и это имя, конечно, прижилось.