надавило на мою руку, так быстро, что я отпустила телефон и вскрикнула. Он упал на пол и прежде, чем я смогла почувствовать смущение от того что кричала, туннель снова погрузился в темноту.

Инстинкт всплыл на поверхность и благодать внутри меня ожила. Я метнулась вперёд, вытащив нож и замахнувшись, но прорезала только воздух. Я отшатнулась назад, и, тяжело дыша, прижалась к стене. Я напряглась, приготовившись к удару, которого не видела. Я выбросила вперёд руку с кинжалом снова и ударила в ничто, протянув руку к другому кинжалу.

— Где ты? — закричала я. — Где ты, чёрт возьми?

Мне ответила тишина.

Паника разрослась и наполнила моё сознание как сильнодействующий яд, и я пыталась вспомнить тренировки с завязанными глазами с Зейном. Жди изменений в воздухе, температура, движение, которое будет вокруг меня. Будет предупреждение, что кто-то поблизости. Мой взгляд дико метался из стороны в сторону. Всё вокруг меня было холодным и воздух бы слишком густым, слишком неподвижным. Я чувствовала только пот, выступающий на моей влажной коже. Какая-то часть моего мозга понимала, что у меня истерика, но я не могла сдержать панику. Совершенное отсутствие света затронуло во мне струну ужаса, открыв ящик Пандоры, где таились беспомощность и страх. Я ударила кинжалом, но не вызвала ничего, кроме движения воздуха.

Тихий щелчок, на который ответил стук, прополз по моей коже.

Все частички моего существа сфокусировались на направлении неприятного звука. Его источник был… прямо передо мной. В моём положении на полу у меня была огромная уязвимость. Я встала на ноги, перемещая вес на левую ногу…

Мою правую лодыжку кто-то потащил и дёрнул вверх. Я тяжело приземлилась на спину, от удара воздух вылетел у меня из лёгких. Я пнула воздух другой ногой, но крепкая хватка тащила меня дальше в туннель, дальше от звука дождя.

Я села, махая обоими кинжалами. Хватка на моей ноге внезапно пропала, и очень мужской, очень низкий смех эхом разнёсся вокруг меня. Моё тело перешло к действию. Я попыталась встать на ноги, не обращая внимания на тупую боль. Задыхаясь, я схватила кинжалы…

Я ощутила прохладное, влажное прикосновение к лицу, что-то скользнуло вниз по моей щеке. Плоть. Это было прикосновение плоти. Вскрикнув, я замахнулась и ударила коленом вверх. Ворчание сказало мне, что моё колено достигло цели, кто бы там ни был. Я двинулась вперёд, следуя на звук, когда что-то твёрдое и острое, локоть, ударило меня под подбородок, отбросив мою голову назад. Боль лишила меня равновесия. Моё запястье поймала рука и резко вывернула. Мои пальцы рефлекторно разжались, и я выронила нож, даже размахнувшись другой рукой. Потом случилось то же самое. Другая рука поймала моё другое запястье. Кинжал упал и зазвенел на полу.

Откинувшись назад, я пыталась использовать хватку против нападающего. В меня что-то ударилось, прежде чем я могла поднять ноги. Что-то оказалось телом, с твёрдым, невозможно холодным торсом, впечатавшим меня в стену. От этого контакта моё тело пришло в шок. Я пыталась оттолкнуть его, но его вес удерживал меня и руки на моих запястьях подняли мои руки вверх, пригвоздив их над головой.

Ужас взорвался у меня в животе и руки вытянулись, отчего спина изогнулась. Кровь у меня в венах превратилась в грязь, когда ледяное дыхание двинулось по моей щеке, и за ним последовало ощущение сухих, мягких губ.

Я перестала бороться. Тысячи разнообразных ужасных сценариев быстро проигрались в моём сознании, каждый ещё более извращённый, чем предыдущий, меня держали в беспомощной позиции, где я не могла обороняться, ничего не могла сделать, чтобы предотвратить то, что будет дальше…

Нет.

Я не была беспомощна. Я не была поймана. Я не была безоружной — у меня было оружие, которое уже нужно было использовать. Оружие, которое меня постоянно учили использовать только в крайней ситуации. Как пуля в голову, на меня снизошло осознание.

Это было неправильно.

И слушать их было моей самой большой слабостью. Не моё зрение. Не чувство страха. Я не должна была позволять тому, чтобы всё свелось к крайней ситуации. Я никогда не должна была оказаться в такой ситуации, когда я могла предотвратить её.

Ужас сменился яростью, от которых грязь у меня в венах превратилась в огонь. Моя благодать ожила, и я почувствовала её. Уголки моих глаз загорелись золотисто-белым светом.

Кем бы ни был этот ублюдок, он получит самый большой сюрприз в своей жизни.

Хватка у меня на запястьях изменилась, и уже одна рука держала мои. Другая схватила меня за шею, таща вперёд, одновременно держа за руки. Мышцы натянулись почти до разрыва.

— Поздновато использовать благодать, — голос был отдалённо похож на южный, глубокий акцент, который был бы очаровательным в другой ситуации.

Не всё было потеряно, если он знал, кто я.

— Ты должна была использовать её в первую очередь, дорогая.

— Ты, правда, серьёзно назвал меня «дорогая»? — прорычала я, чувствуя жар в правой руке.

— Как я тебя должен называть? Истиннорождённая?

— Как насчёт твоего худшего кошмара?

— А как насчёт, нет? Потому что это ложь, дорогая. На самом деле, это я твой худший кошмар.

Меня внезапно отпустили, и я пошатнулась вперёд, не успев обрести равновесие. Благодать сияла на ладони, формируя рукоятку, и мои пальцы обхватили её. Языки пламени лизали лезвие, проливая золотистый свет в туннель.

Я разглядела его достаточно.

Он стоял напротив, одетый во всё чёрное, волосы такие светлые, что казались белыми, и кожа оттенка алебастра, почти прозрачная. Я только мельком увидела его лицо, черты лица были идеальными, хотя сардонический изгиб его губ превращал асимметричную красоту в что-то слишком жестокое и холодное, как молодой человек, вырезанный из льда и снега.

Меч Михаила отбрасывал искры, когда я занесла его над головой, более чем готовая закончить его жизнь без сомнений.

— Крутая игрушка, — подколол он, протягивая правую руку. — У меня тоже такая есть.

Шок от увиденного заставил меня потерять контроль над моей благодатью. Она ярко пульсировала и потом взорвалась в сверкающий пепел.

— Невозможно, — прошептала я.

Золотистый свет с оттенками синего исходил из его руки, принимая форму длинного, узкого клинка.

Благодать. У него была благодать.

— Тебе это кажется невозможным? — спросил он почти дразнящим тоном. — Ты думала, что единственная, разве нет? Твой шок почти можно потрогать.

Он снова цокнул языком, и потом его благодать отступила, ещё раз погрузив туннель во тьму.

— Дорогая, ты многого не знаешь.

Поток воздуха был единственным предупреждением прежде, чем его руки схватили мою голову с двух сторон.

— Но ты скоро узнаешь.

Не