При виде меня она сделала брезгливую гримасу:

– Господи, опять это чудовище?

Не глядя, швырнула на стол папку с бумагами. Голдсмит торопливоразвернул, глаза забегали, сканируя сразу целые столбики цифр, телефоны,адреса. Спросил быстро:

– Это ваш монархический союз?

– Только руководящий орган, – ответила онавысокомерно. – А рядовой состав на листочке дальше. К нам примкнули еще иказаки.... Ну, не все, но часть перешла на нашу сторону.

Голдсмит хлопнул ладонью по бумагам. Морщины разгладились,он помолодел, расправил плечи, в голосе прозвучала уверенность:

– Прекрасно!.. Сегодня возьмем под свой контрольостатки, а завтра с утра объявим о формировании Временного Правительства...Хотя нет, само название уже запятнано. Тогда о сформировании Временного Совета,куда войдут лучшие люди нации. Да-да, по этому списку. Конечно, подредактируем,кое-кого введем еще...

Она вскинула брови:

– Каким образом? В нашем Совете только потомственныедворяне. Понятно, мы не претендуем на единоличное правление Россией, но в нашупартию... пусть даже фракцию, можем вводить новых членов только мы.

Он поморщился, отмахнулся:

– Да бросьте! Или хотите прослыть националистами?.. Выуже вошли в политику. Значит, должны понимать, что мы ваш парламент и вашеправительство отныне будем контролировать целиком и полностью. А если хотитеполную правду, то царствовать будете вы, но управлять – мы.

Я громко хмыкнул. Стелла не шелохнула бровью, но я былуверен, что мой комментарий плеснул бензинчика в уже горящий костер.

– Что-то вы недопонимаете, – сказала онахолодновато. – Вас прислали сюда помочь... За это вы получаете нашупризнательность и поддержку. Вы снова начнете вытеснять ислам...

Он покачал головой:

– Бросьте. Мы не можем оставить ни одну группку, пустьдаже совсем ничтожную, без нашего управления. Дворяне вы или не дворяне, норуководить вами будет...

...американский солдат, – сказал я громко. –Мистер Голдсмит, она же красивая, разве не видите?

Голдсмит оглянулся, губы его раздвинулись в улыбке. Стеллавидела, что я и этот накачанный коммандос переглянулись чисто по-мужски:красивая женщина не может быть умной, а с дурочкой спорить – себя ронять. Краемглазом я видел и ее ненавидящий взгляд,

Тем временем Багнюк выложил на стол все, что отобрали у меняпри обыске: фотоаппарат, пистолет, сотовый телефон, часы. Мобильный сразуотложил в сторонку, как и часы, фотоаппарат с любопытством повертел в руках:

– Что-то непривычное... А куда пихать пленку?

– Без пленки, – буркнул я.

– А как же? – удивился он.

– Это же не музейный экспонат, – объяснил явысокомерно. – Кто теперь помнит о... как вы говорите, пленке? Вся Москванаводнена цифровиками. Здесь диск на четыре мегабайта. Сто двадцать восемьфото. А когда наснимаешь, сразу по шнурку на принтер. Или в комп, теперь толькоу дикарей допотопные альбомы. Проще и удобнее в гифах.

Багнюк вскинул брови:

– Гифах?

– Или в джипегах, – добавил я любезно, – этоформат электронного фото. На диске можно хоть сто миллионов фото, а много ли втолстом альбоме?

Я разговаривал хоть и недовольно, высокомерно, номногословно, как всякий напуганный человек, который страшится уронить своедостоинство, и в то же время, незаметно заискивая, старается установить контактсо своими тюремщиками, расположить их к себе, ибо уже признал, что сила в ихруках, и не на что надеяться, кроме их расположения.

Похоже, все так постепенно и принимали. Багнюк задумчивоповертел в руке фотоаппарат:

– Подумать только, ни с пленкой ни мучаться, ни срастворами, бачками, кюветками, фотоувеличителем...

Голдсмит кивнул с видом полного превосходства:

– Даже у вас в Москве уже продаются. Тут еще можносразу просматривать в окошечке, как получилось, а если не понравиться – стеретьна... овощ... как его, ага, хрен. И снова снимать по чистому. А пленку еслииспортишь, то испортишь. Это все называется апгрэйдом!

Багнюк посмотрел на него искоса, вздохнул:

– Страна голодает, а вы апгрейды делаете...

Голдсмит переговорил вполголоса по мобильному, сделал знакдесантникам, все ушли, в помещении остался только один из этих чудовищноквадратных и налитых мышцами здоровяков, да еще Голдсмит с Багнюком иВасильевым.

Но штатовский полковник не сказал, подумал я напряженно, чтосамолет Кречета сбили. Он только постарался, чтобы у меня создалось такоевпечатление. Либо здесь еще не получили сообщения, либо, что вернее, самолетеще не приблизился к точке перехвата.

Но даже если Кречет уцелеет, что он может? Здесь егоарестуют тут же. Укрыться в другой стране? Щупальца Темной Стороны уже оплелипочти всю планету. Остались только быстро слабеющая Куба да несгибаемые покачто исламские страны. Но оттуда власть не вернешь. И все реформы псу под хвост.

Наконец Багнюк обратил внимание на пистолет. Спренебрежительным любопытством взвесил на ладони:

– Легковат... Что за тип, не пойму.

– Зажигалка, – объяснил я.

Он покачал головой, глаза были подозрительными:

– Я такие басни слышал. Велика для зажигалки.

Я кивнул, ничуть не обидевшись:

– Это ж не импортная штучка, а наши умельцы пытаютсяконкурировать с Западом. Как могут. Оставьте ее себе.

Он поглядел со всех сторон, направил в стену, нажал курок.Из дула выметнулось беззвучный огонек, затрепетал. Багнюк оглядел слюбопытством, задул, снова долго вертел, наконец, осведомился с раздражением:

– А где переключатель?

Я не понял, вскинул брови:

– Какой переключатель?

– Ну, чтобы стрелять. На одном режиме это зажигалка, надругом – боевой пистолет.

Я засмеялся, но с горькой ноткой за нашу отечественнуюпромышленность:

– Я ж говорю, каждый зарабатывает как может. А вид унее таков, что сойдет и за настоящий. Могут покупать подростки, которымнастоящее оружие все-таки не продадут... Как это мерзко, как это мерзко!

Он подумал, кивнул:

– Сволочи. Если с такой вот штукой вечером встретят моюжену, то она тут же отдаст и сумку, и туфли снимет! Да и любой ларек ограбитьраз плюнуть. Я бы этих проклятых кооператоров под суд за такие изделия народныхумельцев!..

Второй офицер, который Васильев, поинтересовался лениво:

– На каком основании?