– За развращение народа, – рявкнул он люто. –За подстрекательство к грабежам!.. Черт, да видно же на чем они зарабатывают! Ине как зажигалку продают, это так, для отвода глаз, а для сопляков, чтобычувствовали себя крутыми! Чтобы народ пугали да торгующих старушек грабили!

Он злился, глаза сверкали, в раздражении заходилвзад-вперед. Васильев взял пистолет, в задумчивости пощелкал, огонек топоявлялся, то исчезал, тоже безуспешно попробовал отыскать скрытыйпредохранитель, но весь пистолет выглядел отлитым из цельного куска металла.

– Еще им можно по рылу, – определил онзнающе. – Смотри, на рукояти какой выступ? У меня в детстве такой кастетбыл.

Глаза Багнюка с отвращением скользнули по игрушке, чтовыглядела все опаснее:

– Верно. Но не придерешься при наших гребаных законах!Я помню, когда вошли в моду нунчаки, мы с ними гордо расхаживали по Киеву,заткнув за пояс! Менты видели, но сделать ничего не могли. Перочинный нож вкармане – уже статья, в нунчака – всего лишь инструмент для развития гибкостикисти. Лет десять прошло, сколько голов мы разбили этими нунчаками, пока нашезаконодательство начало шевелиться...

– Да, по-моему, так эти статьи и не приняли.

Багнюк отмахнулся:

– Не знаю. Я к тому времени уже вышел из возрастанунчак. Да, мерзкая штука.

– Оставьте себе, – предложил я снова в жалкойпопытке как-то подольститься. – А то таскать тяжело, и отказаться неловко:все-таки подарок. Не взять, вроде бы отечественную промышленность не уважаю.

Он буркнул:

– Нет уж, оставьте себе. Надо быть патриотом. Да и мойшеф скажет, что я отнял. Вы ж не подтвердите, что подарили?

Я признался:

– Не подтвердю. Иначе я себя поставлю в очень неловкоеположение.

– Ну вот...

Стелла присела за комп, длинные красивые пальцы запорхали поклавишам. Экран ламповый, даже под таким углом я видел четко как проявиласьзаставка с двухглавым орлом, курсор пополз по скринам, а когда там появилисьпесочные часики, американец покровительственно улыбнулся, явно сравниваяскорость их модемов с нашими, плюс наши ленинские линии...

Багнюк переговорил с кем-то по мобильному, кивнул, будто егомогли увидеть, и еще не спрятав телефон, повернулся ко мне:

– Говорите быстро. Собирался ли Кречет что-то подписатьеще, кроме согласования цен на нефть?

Я ответил с достоинством испуганного человека:

– Я не президент. Я знаю о некоторых решениях, кразработке которых сам в некоторой мере причастен, некоторые, так сказать, смоей подачи...

Он перекосился в гневе, рыкнул, я тут же съежился от гневаэтого большого человека в военной форме и с блестящими погонами.

– У нас нет времени! Быстро! Говорите!..

У меня крупно тряслись руки, прыгали губы, я пролепетал впанике, все еще пытаясь удержать остатки достоинства:

– Вы не смеете...

– Смеем, – заверил он. – Смеем!

Он явно с трудом удержался от жажды ударить кулаком о стол,вгоняя в еще больший страх кабинетного червяка, но я мог вовсе плюхнуться вобморок, или оцепенеть, ничего не соображая, не воспринимая, подобно жукам, чтоцепенеют при виде опасности.

Голдсмит сказал с отвращением, но голос старался держатьсочувствующим:

– Может быть, вам водички?

– Д-да... – пролепетал я. – Да. Илисигаретку...

Багнюк кивнул десантнику на дверь, тот мигом вскочил ивыскочил, а сам вытащил пачку «Мальборо», бросил одну в рот, нехотя протянул Голдсмиту,тот выудил, и, только тогда с некоторым колебанием, протянул мне:

– Я послал за водой. Но если хотите сигарету...

– Не мешало бы, – ответил я с ноткамиблагодарности в голосе. – Это как чашечка горячего кофе...

Они видели, что я, уже смирившись с положением, начинаюпонемногу заискивать, поддерживая разговор, стараясь не уронить чересчур сильносвое достоинство ученого с мировым именем и советника президента.

Когда он протянул мне пачку, я выудил сигарету дрожащей рукой,вздохнул с облегчением, как наркоман, который в начале ломки вкатил себедвойную дозу, протянул руку к пистолету. Их глаза сразу стали профессиональнонастороженными. Голдсмит даже положил ладонь на торчащую рукоять своегостреляющего железа, острые зрачки не отрывались от моего лица.

Я неумело взял пистолет, четыре пары глаз цепко следили замоими профессорскими пальцами. Я понимал, что если я сделаю хоть одноподозрительное движение, которое можно расценить как будто я снимаю с тайногопредохранителя или переключаю с безобидной зажигалки на смертоносные пули, то,как бы они ни расслабились, как бы ни поверили в мою трусость и беспомощностьученого мирового класса, меня настигнет пуля раньше, чем сдвину ствол в нужнуюсторону.

Глаза княжны расширились, рот округлился. Она в ужасесмотрела в мое лицо, щеки побледнели, ее аристократическая красота сталаутонченнее, а голубые жилки на висках напоминали, что там течет голубая кровь.

Мою руку тряхнуло, уши заложило от грохота, я тут же перевелпистолет на Багнюка, дважды нажал курок. Кисть болезненно выворачивало прикаждом выстреле. В плече заныло, а когда голова Багнюка тоже окрасиласькрасным, я, двигаясь как можно быстрее, перевел пистолет на десантника, но тотуже в длинном прыжке оказался за столом. Я успел увидеть исчезающие ноги, повелстволом в то место, где должны быть голова и верхняя часть туловища, триждынажал курок.

После грохота выстрелов наступила оглушающая тишина. Стелласидела, замерев, ее огромные глаза не оставляли моего лица. Не думаю, что онобыло страшным, все-таки я ученый мирового класса, но явно не осталось таким,как минуту тому.

Голдсмит лежал на полу, под его головой растекалась краснаялужа, а Багнюк остался в кресле. Во лбу чернела дыра, которую закупоривалотемным угольком, похожим на шлак от антрацита.

Я держал пистолет перед собой, есть еще четыре патрона. То,что десантник захрипел, и даже то, что я наверняка всадил в него через обивкутонкого стола все три пули, еще не значит, что он мертв. Это в кино гад падаетмертвым, едва выстрелят в его сторону, но на самом деле даже с простреленнымсердцем человек может выжить и, хуже того, может не только драться, но иудавить голыми руками, если вот такой бык, а противник... не бык, скажем так.

Сперва показались ноги в тяжелых ботинках, я удержался отсоблазна выстрелить в коленную чашечку: если прикидывается, то дернется, сделалеще шажок, и быстро сунул пистолет в карман, ибо его голова была разбита пулейсовсем не так аккуратно, как у Голдсмита. Впрочем, пистолет-пулемет достать ужеуспел, палец застыл на курке!

Все это длилось считанные секунды. Хоть и звуконепроницаемыйподвал, но вот-вот вернется четвертый, что ходил за стаканом воды. Я скользнулвзглядом по красной луже в кресле под Багнюком, быстро подхватил его автомат.Тяжелый какой! Бегом вернулся к Голдсмиту и десантнику, подобрал ихавтоматические пистолеты, если эти чудовища можно назвать пистолетами,подмигнул княжне и бросился к двери.