— Вот дерьмо.

Кафа Икбаль плохо спала этой ночью, беспокойно переворачиваясь с боку на бок то во сне, то наяву. Следовало ли им рассказать женщинам в общине о Бёрре Дранге? Были ли женщины и дети действительно в опасности? В такой опасности, как они сами думали?

Если Стаффан Хейхе действительно хотел перерезать всю общину «Свет Господень», то возможности лучше, чем первая ночь в Сульру, ему бы уже не представилось. Вся секта была в сборе, все чувствовали себя в безопасности — изолированы, одни в богом забытом месте. И тем не менее большинству он позволил выжить. Каким бы он ни был жестоким. А он был жестоким… Случайно от его руки никто не пал. Так почему женщины и дети все-таки спрятались в доме Кварвингенов? Если были не в курсе зверских планов Бёрре Дранге?

Без двадцати шесть Кафа встала. Она чистила зубы всего полминуты, только чтобы избавиться от неприятного привкуса во рту, затем надела тренировочные лосины и взяла курс на север. В предрассветных сумерках она побежала через Бьёльсен вдоль реки Акерс-эльва к району Нюдален, а оттуда — к южной оконечности озера Маридалсванне и дальше — по лесной дороге, идущей вверх к восточному берегу озера. Кафа энергично преодолевала подъемы в гору. На холме Хьярлихетсберге она остановилась. Теперь окончательно рассвело под серой грудой облаков, скрывающих от жителей Осло солнце. Кафа посмотрела на воду и вздрогнула от холодного северного ветерка, который скользнул по ее потному телу. Утолив жажду, она побежала дальше. Около часовни на северной стороне озера Маридалсванне она обычно поворачивала обратно на юг. Но вместо этого сегодня утром, поняв, куда ведет дорога, она продолжила свой путь дальше на север. Ей встретились первые машины со спешившими на работу из пригорода людьми в центр Осло, и она взбежала на вершину холма, где перед ней раскинулась долина.

Отсюда до Сульру было не больше двадцати минут пробежки. Кафе нужно было вернуться в дом Кварвингенов.

* * *

— Сёрен Плантенстедт, — вдруг сказал Фредрик. — Он ведь тоже работал в шведских вооруженных силах. Могли ли Плантенстедт и Хейхе встречаться раньше?

Раскатисто откашлявшись, Хассе Ханссон гаркнул:

— Нет.

Эта мысль тоже пришла ему в голову. Но факт в том, что Плантенстедт был жалким военным священником в воинской части недалеко от Мальмё. Хассе общался с его начальством. Те рассказали ему, что быстро поняли: Плантенстедту в бою делать нечего. Поэтому Плантенстедт был не больше чем подушкой для слез для восемнадцатилетних мальчишек, скучавших по дому. Не было ни единой точки соприкосновения между элитным солдатом уровня Хейхе и офисной крысой вроде Плантенстедта.

— Так кто же сегодня оплачивает услуги Хейхе?

Хассе, конечно же, не знал. Многие готовы заплатить за человека с умениями Хейхе. Советники по безопасности, те, кто нуждается в защите, вербовщики солдат. Или просто те, кто хочет избавиться от кого-нибудь. Все остальное — вопрос совести Хейхе и его алчности.

— А если у него нет никакой совести?

Хассе Ханссон засопел, как больной астмой морж. Удар табакерки был таким громким, что Фредрику показалось, как будто Хассе ударил ее о телефонную трубку. Видимо, в этот момент Хассе отчаянно мечтал о настоящей глубокой затяжке. Фредрик понадеялся, что он не будет этого делать. У Хассе была хроническая обструктивная болезнь легких.

— Честно говоря, не уверен, что смогу добыть еще что-то. Кто-то весьма влиятельный запер историю жизни Стаффана Хейхе в темной комнате, — Хассе заговорил тише. — Не забывай, что эти killarna[79] — сливки Вооруженных сил. Они получают тайные награды на секретных церемониях. От имени Швеции они проводят операции, о которых никто никогда не узнает. Покушения. Поддержка террористических организаций. Продажа оружия. Наркота… До тех пор, пока это приносит пользу хорошему делу. Именно эти ребята разбивают яйца в омлет, — он посмеялся над своей формулировкой. — В качестве благодарности государство заботится о том, чтобы они жили в мире, в котором обвинения в изнасиловании пропадают, свидетели забывают, а имена стираются.

Фредрик поблагодарил товарища и положил трубку. Он встал и посмотрел на часы: пока еще слишком рано отправляться на задание. В столовой он съел бутерброд с холодным яйцом и анчоусом и пошел к метро.

Деревянный дом в лесу сверкал от росы.

Кафа что было сил бежала последние километры. Ей пришлось проползти по траве мимо ежившихся от холода полицейских.

Теперь она с ключами в руке в одиночестве стояла перед домом супругов Кварвингенов. Она перегнулась через ленту полицейского ограждения и открыла дверь. В прихожей все еще пахло едой. В гостиной висели блеклые картины Брюньяра Кварвингена, и Кафа заново остановилась у аэрофотоснимка Сульру в коридоре на кухню. Ответ крылся в деталях.

Именно детали она и искала. Накануне вечером что-то случилось, что не укладывалось в общую картину. Она еще не понимала, что это, но эта мысль уже посетила ее ночью. Ей что-то показалось. Поэтому, когда Кафа вошла в кухню, стало ясно: искать нужно вовсе не детали. Все было и так очевидно.

Кастрюлька с картошкой, вчера стоявшая на столешнице, была переставлена и теперь стояла на плите. В ней были остатки серой застывшей овсянки. Кафа осторожно потрогала ее мизинцем. Каша еще была теплой. Кто-то был здесь после того, как они с Фредриком вчера поздним вечером заперли входную дверь.

Кафа повернулась. У стены, под кухонным столом, лежал белый осколок фарфора. Кафа открыла дверцу шкафа под раковиной. В мусорном ведре были еще осколки одной из чашек, из которых они пили кофе вчера вечером. И тут она поняла, почему ей было так неспокойно. Подвал. Они не проверили подвал. Не удостоверились, что в подвале пусто.

Вот что означал этот осколок фарфора. Кто-то открывал крышку люка изнутри. Стол, стоявший на ней, опрокинулся, и чашка упала на пол. Она отодвинула стол, отбросила коврик и открыла крышку.

Как же быстро старик позвал женщин и детей выбраться и ловко закрыл крышку люка прямо у них на глазах. Брюньяр Кварвинген обманул их теперь уже дважды, но третьего раза не будет. В шкафу Кафа нашла свечку и несколько спичек. И решительно спустилась по лестнице. Подвал оказался размером с кухню. Потолок был низким, так что едва можно было встать в полный рост. Земляной пол покрывал толстый шерстяной ковер. На потолке висела лампа на батарейках. Кафа включила ее.

Комната явно была предназначена для укрытия. В углу у лестницы лежали взрослые настольные игры и несколько детских. Рядом были сложены большие бутылки с водой. Два старых кресла-пуфа и кухонный стул стояли посреди комнаты, а вдоль дальней стены были прибиты полки. Крупы, консервы, супы в пакетиках, овощи в банках и сушеные фрукты. Стопка ковров, подстилок для сна и спальных мешков. На всем подписаны имена. Кафа прочла: «Пер». Верхний спальный мешок принадлежал Бёрре Дранге. И что-то лежало сверху. Библия. Потрепанная. Синей ручкой с внутренней стороны обложки было написано «Принадлежит Перу Ульсену».