Поезд метро остановился на станции Ламбертсетер, и Фредрик направился широкими шагами мимо торгового центра вдоль шоссе. Его высокая фигура выделялась на фоне низких светлых кирпичных зданий, домов на четыре семьи, небольших особняков и таунхаусов первого города-спутника Осло. Вокруг были сады, разросшиеся живые изгороди и пахучие фруктовые деревья. Небо сменило оттенок на сероватый, и Фредрик почувствовал спиной волну тепла. Семь минут пешком — и Фредрик был на месте. Спустившись с небольшой горки, он свернул на боковую улочку и снова взобрался на небольшой склон. Вот и он. Дом номер 31. Зеленый домик расположился на пригорке в самом низу склона, а узкая гравиевая дорожка вела от ворот в коричневом заборе через заросший сад к белой входной двери.

* * *

Бёрре Дранге пробыл здесь всю ночь.

Кафа провела пальцем по золотистому срезу тоненьких бумажных листочков. Страницы распались на введении в книгу Иова Старого завета. Причиной тому послужила лежавшая внутри фотография с изображением дома. Низкий зеленый домик на пригорке рядом с ломившимся от плодов садом. Гравиевая дорожка ведет прямо к входной двери. На коричневой штакетной изгороди висит почтовый ящик, на замке которого жирным черным фломастером написано: «К. Мунсен».

Она звонила и звонила. Зачем, черт подери, Фредрик отключил мобильный?

Дверь открыл человек в синей рубашке и джинсах. Мужчина в одноразовых перчатках телесного цвета назвал свое имя и представился соцработником. У него была густая растрепанная борода, а светлые волнистые волосы торчали из-под темной кепки в разные стороны. Голубые глаза соцработника вопросительно уставились на Фредрика, и тот объяснил, что ему нужно.

— Кольбейн не в лучшей форме. Но вы попробуйте, — сказал он, впустив следователя в дом.

Прихожая была маленькой, и они оказались на некомфортно близком друг от друга расстоянии. Старые деревянные стены потемнели от времени. Только крошечное окошко у двери пропускало в дом свет. Только когда Фредрик повесил свою кожаную куртку, соцработник открыл дверь, ведшую во внутреннюю часть дома.

— Кольбейн только что перенес тяжелое воспаление легких, — прошептал он.

Они оказались в узком коридоре. Слева располагалась кухня, справа — кабинет. На стене в рамке под стеклом висел пожелтевший листок. Фредрик прищурился и под изображением королевского льва прочел: «Мы, Хокон, Король Норвегии, объявляем, что Кольбейн Име Мунсен награждается Королевской медалью за заслуги перед Отечеством во время войны 1941–1945 гг.». Ниже — подпись самого короля, датированная 10 мая 1946 года. Бронзовая медаль с изображением профиля короля и красной лентой с желтыми полосками висела рядом. Здесь же стоял холодильник с ручкой, похожей на ручку от двери автомобиля старой марки.

— Сюда, — тихонько кашлянув, пригласил соцработник, и Фредрик вошел в кабинет.

Тут царил хаос. Все стены закрывали книжные полки, на окне висели коричневые тяжелые шторы, и комната освещалась одной только красной тканевой люстрой на потолке. У окна стоял письменный стол, а на нем — стопки книг. Были там и известные философские труды, но большинство книг — сугубо научная литература. Медицина, биология и химия. В основном на немецком. На полу стояли коричнево-серые, переполненные такими же книгами коробки. По узкому проходу между ними они прошли в гостиную, где лежал Кольбейн Име Мунсен. Еще в метро Фредрик вспоминал их первую встречу, его дрожащие, беспокойные руки и ясные черные глаза.

То, что он увидел, весьма отличалось от увиденного в прошлый раз. Жизнь в старике, лежащим под шерстяным пледом на диване, едва тлела. Кольбейн Мунсен лежал на боку, повернутый пострадавшей от огня стороной головы с деформированным бесцветным ухом к Фредрику. Похожие на жидкие водоросли растрепанные волосы спадали на шею, а крылья носа подрагивали, как озерная гладь при ветре, меняющем направление. Мунсен не заметил вошедших в комнату, и Фредрик стал рассматривать фотографии на бюро у стены. Самая большая — свадебная. По прическе невесты и бакенбардам жениха можно было сделать вывод, что фото сделано в семидесятые в элегантной гостиной в стиле барокко. Женихом был Герхард Мунсен, сын Кольбейна Име Мунсена, и вид у него был суровый и гордый. Невеста — худенькая, красивая, с длинными светлыми волосами и непринужденным выражением лица. На соседнем снимке в тощем прыщавом лопоухом конфирманте[80]со средней длины волосами, в белой рубашке с короткими рукавами Фредрик узнал Себастиана Косса. Фотография пробудила во Фредрике такое же чувство, как когда сталкиваешься с хорошим коллегой в дверях туалета в полицейском участке, и запах рассказывает неоспоримую историю о том, что только что здесь произошло, и дает тем самым грубый переизбыток информации. На третьем фото были две девочки, похожие как две капли воды, тоже в возрасте конфирмации, стоявшие на тополиной аллее. Скулы, цвет волос и прямые носы они унаследовали от своей матери. Очевидно, близнецы — сестры Косса.

Человек на диване глубоко вздохнул.

Фредрик повернулся, увидел прислоненную рукоятью к кровати трость и не смог скрыть восхищения. Нижняя часть, судя по всему, эбенового дерева была отрезана и заменена стальной гильзой. Основательное полированное древко ручки завершал шар размером с кулак.

Соцработник придвинул к кровати инвалидную коляску — единственное в комнате сиденье.

— Кольбейн, — тихо сказал он, наклонившись над стариком и поцокав языком, чтобы привлечь его внимание. — Кольбейн, к вам пришли. Полицейский. Он говорит, вы с ним знакомы.

Фредрик сел. Мунсен открыл глаза и уставился на посетителей стеклянным взглядом. Его глаза были подернуты серо-синей пеленой, напоминавшей смешанную с водой муку.

— Бе-е-ей… — пробормотал старик, вынув руку из-под пледа и потянувшись к Фредрику.

Полицейский взял старика за руку. Она была холодной и костлявой.

— Бе-е-ей… — прошептал он снова. Слюна скопилась в уголке рта. Однажды он уже произносил его имя. В Военном обществе Осло. Он был определенно в сознании, раз помнил не только встречу, но и имя.

— Он… — Фредрик повернулся. — Давно он так плох?

Соцработник почесал бороду и покачал головой.

— Врач считает, он на пути к выздоровлению. К вечеру он обычно немного оживает.

— А его семья знает, что он в таком скверном состоянии?

— Это мне неизвестно. Но коммуна сможет обеспечить ему все необходимое. Одного Кольбейна мы не оставим. Могу вам гарантировать.

Фредрик нахмурился, наклонившись к старику.

— Кольбейн? Вы понимаете, что я говорю?

Старик посмотрел на него и отхаркнул, но ничего не ответил. Рукопожатие ослабло.

— Я должен задать вам несколько вопросов о Венском братстве. Вашей работе там.