зовут Женей, — говорит она, — Женя Коверкова. Училась в Москве, в Университете имени Сунь Ятсена. Нам всем там русские фамилии дали. А вы кто, товарищ?

Все страшно оживляются, узнав, что я член Коммунистической партии Советского Союза…».

Далее состоялся примечательный диалог, из которого явствует чудовищное сходство методов, применяемых к коммунистам со стороны репрессивных органов нацистской Германии и большевистского СССР. В частности, Е.С. Гинзбург задала вопрос одной из немецких пленниц: «В чем же обвиняют вас, Грета?

Голубые «арийские» глаза блестят непролитыми слезами.

— О шреклих! Шпионаже…

В двух-трех фразах она рассказывает о своем муже — «Айн вирклихе берлинер пролет». О себе — с 15 лет юнгштурмовка. Но она-то еще ничего, а вот Клархен…

Клара ложится на раскладушку, резко поворачивается на живот и поднимает платье. На ее бедрах и ягодицах — страшные уродливые рубцы, точно стая хищных зверей вырывала у нее куски мяса. Тонкие губы Клары сжаты в ниточку. Серые глаза как блики светлого огня на смуглом до черноты лице.

— Это гестапо, — хрипло говорит она. Потом так же резко садится и, протягивая вперед обе руки, добавляет: — А это НКВД.

Ногти на обеих руках изуродованные, синие, распухшие.

У меня почти останавливается сердце. Что это?

— Специальный аппарат для получений… это… ви загт ман? а-а-а… чистый сердечный признаний…

— Пытки?..

— О-о-о… — Грета горестно покачивает головой. — Придет ночь — будешь слышала».

В связи с этой горестной историей приходит на память эпизод, о котором поведал в упомянутой книге В.А. Коротич о том, что «отец рассказывал мне, что когда-то в гестапо его допрашивали русскоязычные следователи с энкавэдэшной выучкой. Позже я узнал, что были целые «русские отделы», укомплектованные перебежчиками». Такие же обобщения в результате одного из самых тяжких испытаний в его жизни пришли и в голову В.И. Туманова, который в упомянутой книге заметил: «Не знаю, где появились первые зондеркоманды, в фашистской Германии или сталинском Советском Союзе, но их создание, бесспорно, было дальновидным и по-своему замечательным изобретением системы перемола личности».

Поучительный пример сравнения методов дознания тайной полиции гитлеровской Германии и сталинского СССР привёл А.И. Солженицын: «От сравнения Гестапо — МГБ уклониться никому не дано: слишком совпадают и годы и методы. Ещё естественнее сравнивали те, кто сам прошёл и Гестапо и МГБ, как Евгений Иванович Дивнич, эмигрант. Гестапо обвиняло его в коммунистической деятельности среди русских рабочих в Германии, МГБ — в связи с мировой буржуазией. Дивнич делал вывод не в пользу МГБ: истязали и там и здесь, но Гестапо всё же добивалось истины, и когда обвинение отпало — Дивнича выпустили. МГБ же не искало истины и не имело намерения кого-либо взятого выпускать из когтей». Добавлю, что гестапо при этом всё же мучило и пытало политических врагов нацистского государства, а советская охранка — чаще всего верноподданных строителей большевистской державы.

Допустим, нацистская Германия никогда не скрывала своей патологической ненависти к любому международному рабочему движению под эгидой Интернационала. Но, СССР-то объявил себя землей обетованной для приверженцев этой идеи со всего мира. На практике, однако, это выродилось в авантюру международного масштаба, как, собственно говоря, и всё прочее, что в подавляющем своем большинстве творилось на территории тоталитарной империи. Иными словами, если в СССР и имел место интернационал, то, по всей видимости, только в местах массового заключения и уничтожения людей. Причём подобный интернационал был густо замешан не на всеобщих идеалах, а на коллективных страданиях. Об этом свидетельствует другой эпизод из истории преступлений сталинской империи, но уже в Ярославской тюрьме образца 1938 г. В частности, Е.С. Гинзбург упоминает, как во время её пребывания в карцере услышала нечеловеческие крики одной из заключенных, насильно водворяемой в одну из соседних камер. Случайный диалог с тюремным надзирателем пролил свет на судьбу новоявленной узницы. Как образно поведал дежурный страж: «Кишка у них больно тонка, у заграничных-то этих! Вовсе никакого терпенья нет. Ведь только-только посадили, а как разоряется. Наши-то, русские, небось все молчком. Ты-то вон пяты сутки досиживаешь, а молчишь ведь…

И в этот момент я ясно различаю доносящиеся откуда-то вместе с протяжным воем слова «коммунисте итальяно», «коммунисте итальяно…».

Так вот кто она! Итальянская коммунистка. Наверно, бежала с родины, от Муссолини, так же как бежала от Гитлера Клара, одна из моих бутырских соседок». Злая ирония судьбы заключалась в том, что возвышенные идеи всемирного братства, которые объединили зарубежных интернационалистов в советской стране в поисках надежного убежища, нашли своё высшее воплощение только в их общей братской могиле в этой ставшей им всего лишь последним прибежищем земле.

По существу, в СССР восторжествовал большевизм и большевики, которые уже в силу одного своего крестьянского происхождения ненавидели коммунизм и коммунистов в марксистском смысле этого понятия не менее люто, чем нацисты. Это-то и роднило нацистскую Германию и большевистский СССР. В своей бесчеловечности обе державы были, что называется, одним миром мазаны. Впрочем, были и некоторые отличия. В частности, писатель В. П. Некрасов заметил, что «Советский Союз — подлая страна. Пусть гитлеровская Германия была самой жестокой, но эта — самая подлая, ленивая, обманчивая. На фоне всего этого пьянство — лучший из ее недостатков». Но с точки зрения трагической судьбы населения советской империи — это несущественные частности. Некоторые исследователи утверждают, что на территории СССР зарубежных коммунистов было истреблено больше, чем в странах их исхода во время немецкой оккупации. Во всяком случае, Л.З. Треппер утверждает, что «Сталин, этот великий могильщик, ликвидировал в десять, в сто раз больше коммунистов, нежели Гитлер».

Очень примечательный пример отношения Сталина к иностранным коммунистам привёл в упомянутой книге Б.Г. Бажанов: «Когда Ленин подал мысль об устройстве автоматической сети «вертушек», Сталин берется за осуществление мысли…