По сути, армия Баязида ждала только сигнала к новой экспансии в любую сторону света, и тут на востоке появился новый завоеватель – Хромой Тимур, из монголов. И тоже с большим аппетитом. Турки не любили монголов – в Азии они были конкурентами друг другу. А этот Тимурленг, как уже давно говорили разведчики Баязиду, в том числе предупреждал и мамлюкский султан Баркук, сжирает одно государство за другим, подобно ненасытному льву.

Конфликт между ними случился из-за спорных территорий Центральной и Восточной Анатолии. Яблоком раздора оказались Малатия, Сивас, Эрзинджан и Эрзерум. Когда-то они входили в империю Хулагуидов. Тимур, ставший собирателем монгольских земель, разумно посчитал, что эти провинции он может вернуть. Точнее, присовокупить к своему государству. Туркам это не понравилось, и они послали в Эрзинджан и Эрзерум гонцов с тем, чтобы местные даруги не смели подчиняться воле Тимура и открывать ему ворота.

Если говорить честно, султан Баязид не воспринимал Тимура как равного себе владыку, считал его дикарем, выскочкой и наглым временщиком. Он был уверен, что случись между ними битва, он побьет этого кровожадного варвара Хромца. Сразу после захвата Сиваса сын Баязида Сулейман напал на небольшое государство Кара-Кюнлу, а правителя его Кара Юсуфа взял в плен и привез в Ангору (Анкару). Именно в тот день, когда Баязид благодушно слушал утреннее пение муэдзинов и новости с границ трепещущих государств, и прибыл гонец с восточной границы.

Это было послание от великого эмира Тимура, хозяина Турана.

– Читай! – прогнав наложниц и слуг, бросил Баязид.

Остались только приближенные и секретари.

– Да, благородный султан. – Посол поклонился грозному Осману и мужественно начал читать письмо своего господина, за которое он легко мог лишиться головы: – «Бог оказывает милость своему рабу, чтобы он знал свою цену и свое место и чтобы он не перетягивал ноги за пределы дозволенного. Сегодня милостью Аллаха всевышнего страны обитаемой четверти мира находятся под нашим правлением. Султаны мира подчиняются нам. И правители стран подчинены нашей воле. И даже самые строптивые в мире положили головы к нашему порогу. То, что твой род на самом деле восходит к туркменам-корабельщикам, нам известно хорошо, и об этом не стоит говорить. Выпусти из головы спесь. До сих пор мы не вторгались в пределы твоей страны по той причине, что, как мы слышали, ты был занят священной войной против неверных фарангов[38]. И если бы мы пошли туда против тебя, это бы причинило беспокойство мусульманам, а неверные обрадовались бы. Говорю тебе еще и еще раз, держись дороги твоих отцов, не тяни ноги за пределы дозволенного, не будь спесивым. И привет».

Баязид слушал, и лицо его наливалось кровью. Как его назвал этот монгол Тимурленг – потомком корабельщика? По миру ходила оскорбительная легенда, которую распускали враги султана, что предки Баязида были простыми лодочниками в Мраморном море, а не благородными шахами. И Хромец делал на этом акцент, словно намеренно плевал ему в лицо! Стерпеть такое было сложно!

В гневе и злобе Баязид ответил:

– Уже давно я ношу в своей душе мысль, что мне стоит дать бой вашему господину. Но после такого письма, где мне, Баязиду Молниеносному, указывают, какие города мои, а какие нет, я с великой радостью выступлю на Тимурленга со своим доблестным войском, которому нет равных! И если он сам не придет сюда биться со мной, то я пойду вплоть до Табриза и Султании, клянусь Аллахом, и выбью из него спесь! А еще воспользуюсь его женами! – с особым злорадством добавил он.

Послы Тимура терпеливо молчали, а Баязид буквально кипел от негодования.

– Это я говорю на словах. Сегодня же вы получите от меня письмо для вашего господина. Все это я повторю в нем! А теперь можете выметаться из моей столицы. Если бы вы не были послами, я скормил бы вас крокодилам, которых мне прислал из Египта султан Баркук, да прославит Аллах во веки веков его имя и да сохранит его душу. Убирайтесь, дикари!

Не ожидавшие такого резкого ответа, послы низко поклонились и, пятясь спиной назад, двинулись к дверям. Их не зарезали, как это сделал с послами Тимура султан Баркук, и уже хорошо! Баязиду было важно, чтобы письмо с его гневными словами как можно скорее досталось эмиру Турана. Чтобы и тот поскорее заскрипел зубами от злости! Только это и спасло посланников из Мавераннахра.

Да, султану Баязиду удалось то, что он задумал, и Тимур заскрипел зубами от злости. Особенно его тронуло за живое, что султан пообещал добраться до его жен – суровые чагатаи очень трепетно относились к этой теме. Тимур ответил быстро, но не очередной хулой, а новым походом в сторону неприятеля. Он осадил Сивас. Семнадцать дней фортификаторы Тимура, лучшие профессионалы в Азии, делали уникальные подкопы под крепость, затем бреши заложили бревнами, облили их негасимым горючим и подожгли. Три дня горели бревна, а когда превратились в золу, то и стены крепости, накалившиеся и давшие трещины, рухнули от снарядов нескольких катапульт. Теперь было одно войско против другого, но из крепости, через дым и чад, вышел даруга Сиваса и приближенный Баязида – эмир Мустафа. С черным от сажи лицом, как и его свита, в том числе, как написал летописец, «почтенные лица, улемы и шейхи города». За ними слуги несли подарки. Даругу проводили к шатру Тимура, который дожидался именно такого результата. Богатые подарки, собранные во дворце даруги и в домах богачей, положили вокруг шатра.

– Прости меня, великий эмир Тимур, – поклонился даруга Мустафа, – что не открыл тебе ворота сразу. Но султан Баязид строго-настрого запретил мне делать это, а я присягал на верность ему. Прошу тебя, пощади жителей города и его защитников, ведь это их труд – защищать мирных граждан.

Тимур раздумывал. Все складывалось не так уж и плохо. Город они взяли малой силой. Практически близлежащим сваленным лесом и устрашающим огнем.

– Обещаю, что не пролью крови защитников крепости, – сказал Тимур. – А подарки? Ты принес много подарков? – вдруг насмешливо вспомнил он. – Я очень люблю подношения, особенно от тех, кто не слышит меня с первого раза, кто противится моей воле. Тут уж отдавай все!

– Да, повелитель! Мы принесли все, что у нас было! Лучшие люди города стали теперь бедняками!

– Ну, тогда я богат! – благодушно рассмеялся Тимур. – Ведь Сивас – богатый город! Ступай, Мустафа! Ступай. Теперь ты и твои люди и твоя крепость принадлежите мне.

– Да, государь, – вновь поклонился тот.

– Иди же. Иди.