несметными богатствами, вывезенными из захваченных городов. А еще были пленные – многие десятки тысяч индусов двигались с обозом: мужчины, женщины, дети. Как будто шло переселение народов. Все пленные выполняли работы. Мужчины занимались тяжелым физическим трудом – вырубали джунгли для прохода войска, валили лес для строительных работ, сооружали башни для штурма новых крепостей, гнали скот, молодых женщин чагатаи взяли в качестве наложниц, другие женщины готовили для армии еду. Тысячи детей с плачем просто тащились рядом. Но хвост из пленных уже давно превышал в несколько раз численность армии захватчика.

Тимур собрал военный совет в своем просторном шатре. Слово взял Джахан-шах.

– Государь! Мы в чужой стране, нас все ненавидят и все желают нам смерти. За нами под конвоем следуют более ста тысяч врагов – мужчин-индусов. Кто-то из них ремесленник, кто-то воин, не важно. Они смирились, только покуда над ними наши отточенные мечи. Доверия к ним нет. Если снять путы с их рук и вложить в эти руки ножи, они перережут нам глотку. А битва с делийским султаном приближается. Мы уже слышим трубный вой его страшных чудовищ, боевых слонов, которые готовы затоптать нашу армию.

Полководцы одобрительно закивали.

– Говори яснее, Джахан-шах, – сурово попросил Тимур.

– Мы думаем, государь, – он оглянулся по сторонам, ища поддержки у других командиров, – что, когда мы двинемся на врага, двинемся все разом, да поможет нам Аллах, и оставим обоз позади, наши пленники сумеют освободиться и перебегут к султану.

Теперь его полководцы одобрительно загудели. «Джахан-шах прав!» – говорили они. Великий обоз не на шутку беспокоил чагатаев!

– Еще точнее, – потребовал завоеватель. Колено нестерпимо ныло, и Тимур был зол, что никакие снадобья не помогают. – Пока я слышу лепет ребенка! Не ходи вокруг да около. Ну же?

Джахан-шах вспыхнул лицом от такого выпада повелителя. Но только поклонился.

– А еще точнее, государь, они вооружатся тем, что есть в нашем обозе, а он полон мечей, ножей, луков и копий, и ударят нам в спину. Охраны, которая есть теперь, не хватит. И оставить четверть армии, чтобы держать их на поводке, мы тоже не имеем права. В этом краю нам нужна только победа, потому что отступать некуда, кругом эти проклятые джунгли. Обезьяний край! Пленные могут лишить нас этой победы. Уже не первый день мы говорим об этом на привалах, – оглядев многих, честно признался он. – Но теперь нужно решить, как нам быть, государь.

– И до чего же вы договорились, беки? – Тимур обвел тяжелым взглядом своих полководцев. – Что решили на привалах? – Он не снимал руки с пылающего болью колена. – Как же нам быть?

Все молчали.

– Ну, Джахан-шах?

Тот опустил взгляд.

– Мы должны умертвить их.

А вот тут голоса были разными! Полководцы горячо зашептались, но не все одобрительно. Далеко не каждый готов был ответить именно так. Кто-то искренне возмутился жестокому предложению Джахан-шаха. Глядя на своих бесстрашных львов, Тимур думал. Это была еще одна тяжелая дума. Вершителя мира, хозяина судеб. Потом он сказал:

– Вынесите меня из шатра.

Крепкие слуги подхватили его кресло и вынесли на томительно влажный воздух. Тимур смотрел на гигантский лагерь, раскинувшийся перед ним. Для лагеря им досталось просторное плато. Вокруг были джунгли, скалы и снова джунгли. Воистину, проклятая земля! – думал он. – Как зудящая рана в его колене! Покорить ее и уйти отсюда! Уйти поскорее! Но вначале взять все, что позволит Аллах взять для строительства великой мусульманской столицы мира, для родного, милого сердцу Самарканда! А в лагере хозяева и рабы как могли уже нашли общий язык, их костры горели неподалеку друг от друга, они рядом готовили пищу. Наконец, многие пленники были мусульманами. Женщины-индуски утоляли мужской голод его солдат, обстирывали их и готовили им, мужчины-индусы смирились и, когда не вырубали джунгли, тоже прислуживали его бахадурам. Что же будет в ближайшие часы? Ад! Еще один ад! Тимур уже видел, как эта земля взбухает от крови, словно от многодневного тропического ливня, он уже слышал крик многих тысяч умирающих под саблями и ножами людей. Десятки тысяч будут расставаться с жизнью! Готовые к смерти и не готовые к ней. Но принять ее придется. Выбор уже сделан.

– Выйти ко мне, – приказал он. – Выйти всем.

Его командиры вышли из шатра и обступили государя.

– Ты прав, Джахан-шах. Приказываю: всех индусов-мужчин, находящихся в войске, уничтожить. Разбейтесь на тумены и войдите в лагерь. Делайте все быстро. Словно сейчас ночь и вы расправляетесь с охранниками вражеской крепости.

Не все командиры поверили своим ушам. Думали: а может быть, государь найдет выход из этого безвыходного положения? И выход был найден – самый простой. Нет человека – нет проблемы.

– Это еще не все. – Колено жгло, и он был особенно свиреп сейчас. – Если кто не убьет или спрячет индуса, его тоже убить, как предателя. Пусть это будет хоть тысячу раз прославленный в битвах бахадур, которого я отмечал лично!

– А женщин и детей? – спросил Джахан-шах.

Тимур думал. Недолго.

– Оставьте. Убейте всех юношей, чья голова выше колеса арбы. Так поступали, когда были добры к народам, великий Чингисхан и его внук Бату на завоеванных землях. Но женщин, которые будут защищать мужчин, убейте. Таких будет немного. Страх обессилит их. Женщин и детей привяжите к телегам и потащите за собой – от них угрозы не будет. Делайте, как я сказал.

Солнце клонилось к закату, Тимур лежал в шатре, а несколько врачевателей колдовали над его коленом. Именно тогда и поднялся крик. Он нарастал. Превращался в один сплошной вой и рев.

Доктора, вздрогнув, посмотрели назад. Тимур одернул их:

– Занимайтесь своим делом, лекари! Или мое колено уже здорово?

Но, понимая, что сейчас совершается что-то ужасное, врачеватели плохо справлялись со своим делом. Их руки дрожали, трепетали сердца…

Придворный летописец, все время старающийся разогнать густые краски и навести туману на происходившее во время походов Тимура, на тотальное истребление народов, в этом случае не стал искажать того, что было:

«Поступил приказ: “Всех индусов, находящихся в войске, уничтожить. И если кто не убьет и спрячет индуса, его тоже убить!” После такого приказа убили сто тысяч, может, больше, индусов. Мавлан Насир ад-Дин Усман был мудрейший человек и до сих пор еще ни одной курицы не убивал. А у него на службе было пятнадцать индусов, после приказа он один убил их всех».

Возможно, этот Мавлан Насир не хотел, чтобы его слуг убивали, как животных, безжалостные бахадуры государя, а может быть, сами слуги попросили его лишить себя жизни? Иначе говоря, хозяевам приходилось убивать своих