Вокруг раздались смешки. Амир молча повернулся и смешался с толпой.

Нургали, не спуская глаз с Амира, стал медленно пробираться меж людей. Он узнал его сразу.

Амир стоял, прислонившись плечом к крайнему фургону обоза. На нем была черная военная форма, и это несколько удивило Нургали. Раньше он не обратил на это внимания, видимо, потому, что тот был без ремня и шинель сидела на нем свободно.

От зеленого фургона несло тяжелым запахом: он был доверху загружен шкурами. Джигит стоял к Нургали спиной и не видел его. Нургали легонько тронул его рукой за локоть.

— Ты, кажется, из Саркуля, парень?

Амир резко обернулся. Скуластое широкое лицо его было хмуро. Негустые, только-только пробивающиеся усы, черные широкие брови, почти сросшиеся у переносья, крупный с горбинкой нос… Он смотрел на Нургали недружелюбно, в упор.

— Ты однажды со своими друзьями спас меня и брата, — пояснил Нургали, улыбаясь. — В ауле Адайбека.

Джигит несколько оживился. Лицо его прояснилось. Он, видимо, тоже узнал Нургали.

— Помнишь?

— А как же! — воскликнул Нургали. — А ты, я смотрю, в форме. Заставили надеть?

Амир нахмурился, не ответил. Теперь он стоял прямо, и ростом они оказались одинаковыми, хотя Нургали был тоньше и намного уже в плечах.

— Ну, как ты? Адайбека победил? — Нургали улыбнулся. — Я мельком слышал: люди говорят разное. А Нагима очень переживает за тебя.

Нургали показалось, что на лице Амира промелькнула усмешка.

— Я хочу вот что спросить тебя, — снова обратился к нему Нургали. — Как живет там Санди, сестра Наги мы?

Глаза Амира сразу потемнели. Он сумрачно взглянул на Нургали и отвернулся.

Нургали оторопел. Потом взял его за плечи, повернул к себе.

— Ты, парень, не дури! — заметил он, начиная сердиться. — Если какая неприятность у тебя — не скрывай, понял? Я добро не забываю.

— Санди убежала… Ушла с Махамбетом, — ответил наконец Амир, глядя поверх его плеча куда-то в степь. — Полмесяца назад.

По рассказам жены Нургали хорошо знал молодежь аула Адайбека. И теперь, узнав о выборе Санди, он понял состояние Амира. Ему стало искренне жаль парня.

— А где же они сейчас? — спросил он.

— Говорят, в песках, в отряде Абена. Где-то за урочищем Ак-кстау.

— За Ак-кстау? — переспросил Нургали.

Амир утвердительно кивнул головой.

К фургону подошел старик в засаленном чапане, с верблюдицей в поводу и стал запрягать ее. Двугорбая худая верблюдица со вздувшимся выменем протяжно и беспрерывно ревела, не стояла на месте.

— Наконец-то, — проговорил старик, обращаясь к джигитам. — Разгрузим шкуры — и домой. Целый день держали. Верблюдицу жалко: без верблюжонка ее не подоить… И старуха в ауле волнуется, беда…

Джигиты не ответили. Старик и не нуждался в их сочувствии. Он торопливо обошел вокруг фургона, осматривая колеса, и отъехал.

— Адайбек тоже здесь. Он, пожалуй, лучше знает, где скрываются Махамбет и Санди, — сказал Амир.

— Почему? — спросил Нургали, глядя, как верблюдица тащит фургон, чуть ли не наступая на пятки старику.

— Махамбет передал отряду сначала шесть лошадей, а потом еще десять, — объяснил он и добавил с нескрываемым презрением: — Для Адайбека это тяжелее любого оскорбления.

— Так-так! — кивнул головой Нургали, подвигаясь к нему ближе. Неожиданная откровенность Амира обрадовала его. Он узнал почти все, что его интересовало.

— Больше нечего говорить, — буркнул Амир, замыкаясь опять.

— А ты сам здесь служишь?

— Нет, — ответил Амир нехотя. — У Нуржана.

— Значит, добровольно?

Нургали показалось, что не только Санди причина такого состояния джигита. «Однажды он выручил нас, — подумал он, — может быть, сейчас ему нужна помощь?»

— А где Хамза? — спросил вдруг Амир, не отвечая Нургали, словно бы и не слышал его вопроса.

— Был арестован, — нашелся Нургали, невольно бросая взгляд в сторону управы, из ворот которой как раз выезжал небольшой отряд алашской милиции в белых папахах и башлыках. Этот парень давал повод думать о себе что угодно. — Говорят, бежал.

— Нуржан утверждает, что он опаснее Абена. У красных ведь так: командуют по двое. Выходит, Хамза в отряде как бы вместо комиссара?

— Я хочу знать о другом, — недовольно проговорил Нургали. — Смогу ли я помочь тебе в чем-нибудь?

— Нет! — отрезал Амир. — Я сам. Не нужна мне ничья помощь!..

Он резко повернулся и быстро, широкими шагами, уже позабыв, что несколько минут назад прятался от людских глаз, зашагал в управу. На ходу вынул из кармана ремень, подпоясался. Надел на голову белую папаху.

Нургали смотрел ему вслед, не веря своим глазам. Неужели Амир служит в милиции? Не дурачил ли он его тут битых полчаса? А вдруг пошел сообщить о нем? Он заторопился к коновязи.

Сиво-чалый жеребец, на котором приехал Нургали, ловя последние зерна, высоко вскидывал пустую брезентовую торбу. Коней у привязи стало заметно меньше. Народу на площади тоже поубавилось. Зато по дороге из Уральска в поселок входил большой конный отряд белоказаков. Нургали огорченно посмотрел на вислобрюхую пегую кобылу под широким военным седлом, привязанную рядом с его конем. Длинноногий белый жеребенок сладко припадал к ее вымени, но тонкая, еще совсем слабая шея его быстро уставала, и он недовольно и бархатисто ржал, бился головой о ногу матери. Кобыла стояла, безучастная к обиде своего детеныша; отвисшие губы ее мелко подрагивали. Невдалеке от управы на земле безмолвно сидела старуха, которую сбил конем Сейсен. Нургали вспомнил, как Амир бежал от ее проклятий… Война чувствовалась во всем. Даже воздух, казалось, пропах ею.

Нургали снял торбу, приторочил ее к луке. Отвязал чембур с отполированного поводьями бревна. Он решил сейчас же отправиться в Тайсойган…

Нургали достиг песков через два часа. Вечерело. До урочища Ак-кстау было ходу часов семь, и он рассчитывал добраться до него к утру. Но не успел выехать в пески, как сзади раздался топот и он увидел, что его настигает отряд из десяти всадников. Он узнал степняков и успокоился. Не придержал коня и не стал погонять, а продолжал ехать мелкой рысью. Обернулся, когда отряд почти подошел, и, признав в первом всаднике саркульского волостного Нуржана, поздоровался. На полкорпуса отставая от него, ехал Амир.

— A-а, посыльный Мухана! — Нуржан благосклонно закивал головой. — Как там у вас? Тоже беспокойно?

— А где сейчас спокойно?

— Гм… Куда направляешься?

— А это знаю я и мой конь, — отшутился Нургали. — Конь бессловесен, а я не скажу.

Волостной посмотрел на него внимательнее. Ему было непривычно слышать такие слова от простолюдина.

— И заставить нельзя? — прищурился он.

— Давно сказал бы, если бы это была только моя тайна. Война войной, только ночь, говорят, не всегда покровительница разбоя.

— А-а! — Волостной рассмеялся. — Молодец! Смотри, не нарвись на