– Думаю, мне пора домой. Вам еще что-нибудь нужно?

– Пока нет.

Он кивнул, но не ушел, и Элис пришло в голову, что надо бы его поблагодарить.

– Спасибо за сегодняшний день, Питер. Вы прекрасно организовали встречу с детективом Спэрроу и очень мне помогли.

– Не стоит благодарности. Это моя работа. – Он сорвал листок с отросшего в сторону побега плюща, стал крутить в пальцах. – Встреча прошла успешно?

– Думаю, да.

– Замечательно! Отличная новость! – сказал он, не трогаясь с места.

– Питер?

– Да, Элис.

– Вы все еще здесь.

Он решительно вздохнул.

– Я как раз собирался сказать…

– Пожалуйста.

– Теперь, когда сайт закончен, я с удовольствием взял бы небольшой отпуск, если, конечно, вы сможете какое-то время обойтись без меня.

Просьба застала Элис врасплох. Питер никогда не брал отпуск, и первым побуждением Элис было сказать «нет». Она не хочет его отпускать. Привыкла к нему, и ей нравится, когда он рядом.

– Понятно.

– Я очень хочу заняться одним важным делом.

Элис взглянула на его лицо и вдруг увидела себя со стороны. Бедный мальчик никогда ни о чем не просил, выполнял все ее требования, даже варил яйца точно по ее вкусу, а она вставляет ему палки в колеса. Какой же злюкой она стала! Как это произошло? Ведь когда-то она безгранично радовалась жизни и считала, что мир полон возможностей!

– Сколько времени вам понадобится?

Он слегка виновато улыбнулся.

– Думаю, трех-четырех дней будет достаточно, включая выходные.

У Элис едва было не сорвалось с языка: «Достаточно для чего?» Выдавив самую приятную улыбку, она спросила:

– Значит, четыре дня. Жду вас в среду.

– Вообще-то…

– Питер?

– Я бы хотел, чтобы вы поехали со мной.

Глаза Элис округлились.

– Отдыхать?

– Не совсем, – рассмеялся Питер. – Я считаю, что мы должны поехать в Корнуолл, в Лоэннет. Конечно, не для того, чтобы путаться под ногами у детектива Спэрроу, просто побудем там. Вы могли бы наблюдать, как движется расследование, а я бы помог с бумагами и дневниками. Читать между строк, анализировать текст – это то, что я действительно умею.

Он внимательно смотрел на Элис, ждал ответа. Час назад она бы наотрез отказалась, но сейчас язык не поворачивался. Пока они с Питером пили джин и болтали, вечерний ветерок принес запах сырой земли и грибов, и Элис вдруг ужасно захотелось в Лоэннет – в место, символизирующее ту девочку, которой когда-то она была, вину и стыд, которые чувствовала все эти годы. Наверное, если и удастся оставить прошлое позади, то вначале придется посмотреть ему в глаза.

И все же вернуться в Лоэннет… Она обещала себе, что больше никогда туда не поедет.

Элис никак не могла принять решение, и это ее тревожило. Чем-чем, а нерешительностью она никогда не страдала. Элис невольно почувствовала, что ее мир выходит из-под контроля, она теряет власть над происходящим и, возможно, это не так уж и плохо.

Питер все еще стоял рядом.

– Даже не знаю, – сказала Элис.

* * *

Питер ушел, а Элис провела в саду еще целый час. Выпила второй стакан джина с тоником, потом третий и слушала, как соседи занимаются своими обычными вечерними делами. Поток машин сперва усилился, потом сошел на нет, последние дневные птицы попрятались на ночь. Один из тех летних вечеров, когда все достигает зенита. Переломный момент природы. Воздух пьянил ароматом, небо постепенно из розового становилось лиловым, потом темно-синим, и, несмотря на все что Элис узнала за последние дни, ее охватило чувство безмерного умиротворения.

Зайдя в дом, она обнаружила, что Питер оставил на кухонной плите ужин. Выставил на стол ее любимую посуду и прикрепил над плитой записку, сколько времени нужно греть суп. Похоже, я создала очень убедительное впечатление собственной беспомощности, подумала Элис. Ужинать пока не хотелось, и она решила почитать. Устроилась в гостиной и вдруг поймала себя на том, что держит фотографию, где ее семья наслаждается тем давним пикником в Лоэннете. Перед тем, как все рухнуло. Хотя, конечно, это случилось гораздо раньше…

Она вгляделась в мамино лицо. В тысяча девятьсот тридцать третьем году Элеонор было тридцать восемь лет, старуха по меркам шестнадцатилетней девчонки, но с точки зрения нынешней Элис – совсем ребенок. Мама была очень красивой, с выразительными чертами лица; странно, что она не замечала, какой у нее печальный вид, а заметила только сейчас, когда оглянулась на прошлое, зная о тяжком бремени, которое тащила на себе мама, пока заботилась об отце, скрывала его болезнь, переживала его разочарования как свои. Печаль сделала маму еще красивее. В ее позе была сдержанность, проницательный взгляд западал в душу, на слегка озабоченном лице читались вызов и терпение. Хрупкая, сильная, обворожительная мама. Неудивительно, что Бен в нее влюбился.

Элис поставила фотографию на место. Клемми была в смятении, когда рассказала Деборе о том, что видела.

– Ей было двенадцать, – заметила Дебора, – для своего возраста она казалась совсем ребенком. Никак не хотела взрослеть. Ну и, конечно, увидеть маму…

Элис представила, как младшая сестра поднимается на деревянное крыльцо лодочного сарая, прижимает руку к стеклу и смотрит из-под ладони внутрь. Бедная девочка, она, должно быть, очень смутилась, застав маму и Бена в таком виде. И каково было отцу, когда он обо всем узнал. Наверняка Дебора тоже ужасно переживала и была вне себя от ярости.

– Я думала, что возненавижу маму после того, что мне сказала Клемми, – подтвердила она.

– И все же не возненавидела.

– Не смогла, после того, что случилось с Тео. По сравнению с его исчезновением супружеская неверность выглядела такой мелочью! Думаю, я решила, что она уже достаточно наказана, и сочувствие перевесило злость. Кроме того, они с папой снова сблизились. Я подумала, что если он смог ее простить, то я и подавно.

– Как насчет Клемми?

Дебора покачала головой.

– Клемми всегда было трудно понять. Мы больше не возвращались к этой теме. Я пыталась пару раз, но она посмотрела на меня так, будто я несу какую-то чушь. Вся в небе, вся в полетах… Иногда казалось, что она поднялась над обычными человеческими дрязгами, в которых запутались все остальные.

А если нет? Неожиданно отчуждение между Клемми и мамой предстало в другом свете. Элис всегда считала его очередным проявлением бунтарского духа Клемми и даже не предполагала, что́ за ним прячется на самом деле.

Элис чуть было не спросила: «А как насчет меня?»

– И все-таки я поражена, что ты не сказала об этом раньше. Не о мамином романе, а обо всем: об отце, о его психической травме, о Тео.