Конечно, физические вмешательства – от медикаментозных до операций на сердце – чрезвычайно важны. Когда мой малыш подхватил легочную инфекцию, антибиотики спасли ему жизнь, и меньше всего я заботилась о манере его врача вести себя у постели больного. Способность, в частности, лечить и предотвращать детские инфекции – подарок нам, жителям развитых стран, который, к счастью, уже принимается как нечто само собой разумеющееся.

Но главной современной угрозой являются не острые инфекции, которые легко вылечить приемом таблеток, а хронические, стрессогенные заболевания, при которых лекарства далеко не так эффективны. Мы видели, что во многих случаях анальгетики и антидепрессанты не слишком отличаются от плацебо. Десять самых востребованных в США препаратов помогают лишь от одного из 25 до одного из 4 человек, их принимающих; статины помогают всего одному из 50{437}.

Между тем медицинские вмешательства причиняют вред, превосходящий всякий ущерб от альтернативного лечения. В 2015 году анализ испытаний психотропных препаратов, результаты которого были опубликованы в «Британском медицинском журнале», позволил заключить, что на Западе эти средства ежегодно становятся причиной более чем половины из миллиона смертей при минимальных позитивных эффектах{438}. По приблизительным подсчетам, только в США врачебные ошибки в стационарах ежегодно приводят более чем к 400 тысячам летальных исходов, выступая третьей ведущей причиной смерти после ишемической болезни сердца и рака – серьезный вред причиняется еще 4–6 миллионам человек{439}. По данным Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США, еще 2 миллиона американцев ежегодно страдают от побочного действия лекарств – включая 100 тысяч смертельных исходов{440}.

Эта статистика не учитывает ожидаемые побочные эффекты и осложнения медикаментозного лечения и других вмешательств (многие из которых, как мы узнали в 7-й главе, не возникли бы при другой модели лечения), а также колоссальные проблемы, вызываемые, например, злоупотреблением рецептурными препаратами или ростом устойчивости к антибиотикам. США – богатейшая страна в мире, но даже при триллионных расходах не достигает той расчетной продолжительности жизни, что отмечается в Коста-Рике – стране со средними доходами.

Я не предлагаю опираться исключительно на сознание, но отрицать его роль в медицине тоже ни в коем случае не решение. Таким образом, я надеюсь, что эта книга в какой-то степени поможет преодолеть предвзятость по отношению к сознательно-телесным методам и глубже понять, что учет важности сознания для здоровья на самом деле научнее и больше опирается на доказательства, чем активное, как никогда, предпочтение физических вмешательств и лекарственных препаратов.

Быть может, когда-нибудь это осознание приведет к появлению системы здравоохранения, которая возьмет лучшее из обоих миров. Она при необходимости будет применять жизненно важные лекарства и технологии, но и будет поддерживать нас в том, чтобы снизить риск заболеть и разобраться со своими симптомами, если заболеем, а если надежды нет – предоставит уход и позволит умереть с достоинством. Я надеюсь, что такая система будет уважать пациентов как равноправных участников лечебного процесса, чьи верования, переживания и предпочтения важны для лечения; что она перестанет клеймить больных с необъяснимыми симптомами и признает, что великое множество расстройств не являются только соматическими или только психологическими – дело в том и другом.

Проблемы современной медицины имеют глубинный характер; понятно, что сознательно-телесные методы не разрешат их целиком. Но мне кажется, что не так уж плохо начать с попытки улучшить исходы, относясь к пациентам как к сложным человеческим существам, а не просто физическим телам.

Конечно, последствия учета значения сознания для здоровья выходят за рамки медицины. Для меня, когда я собирала материал для этой книги, одним из самых удивительных – и шокирующих – откровений стало то, что стресс, порожденный бедностью и неравенством, еще в пеленках приговаривает широкие слои населения к пожизненным хроническим недугам. Трудно не согласиться с теми исследователями, что ратуют за социальную политику, нацеленную на уменьшение этого неравенства и, в частности, на поддержку неблагополучных женщин детородного возраста. Тем временем на другом полюсе жизни такие проекты, как «Искушенный отряд», выявляют потенциал отношения к старению не как к бремени, а как к ресурсу.

Но есть еще одно прозрение, проистекающее из познания связей между сознанием и телом. Я приберегала его до последнего, потому что оно касается не только здоровья, медицины и общества, но и чего-то более фундаментального. Оно проясняет, что значит быть человеком.

В конечном счете наука утверждает, что мы, вопреки расхожему мнению, не воспринимаем окружающий мир пассивно, а в значительной степени конструируем этот опыт и управляем им. «Наши тела – это не только приемники информации, – говорит исследователь плацебо Тед Капчук. – Мы создаем информацию». Это то, что психологи и неврологи уже открывают в других сферах – например, в отношении памяти и зрения. Воспоминания представляют собой не точные записи, а динамические наработки, которые мы приспосабливаем и переписываем всякий раз, когда к ним обращаемся, тогда как восприятие цветов и форм в значительной мере зависит от прошлого опыта и того, что мы ожидаем увидеть.

Сейчас очевидно, что этот принцип распространяется и на здоровье: наши мысли, верования, уровень стресса и мировоззрение – все это влияет на самочувствие. Как сказал в 4-й главе исследователь усталости Тим Ноакс, «вы не обязаны верить тому, что говорит мозг».

Однако поистине новая идея здесь заключается в том, что в отношении здоровья наше сознание определяет гораздо большее, чем субъективное переживание окружающего материального мира. Так, благодаря изменению генной экспрессии и настройки мозга, наше видение мира формирует и наши тела. Мы, следовательно, играем роль в конструировании не только наших переживаний, но и физической реальности. А здоровье наших физических тел, в свою очередь, влияет на состояние сознания. Воспаление вызывает утомляемость и депрессию. Низкое содержание в крови сахара делает нас раздражительными{441}. Успокоение тела – например, замедленным дыханием – улучшает настроение.