Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этот раз ворона залихватски, точно озорной мальчишка, свистнула. Тимофей улыбнулся.
– Да, я знаю, что ты вел себя по-геройски. И мы дадим им отпор, если они снова нападут. Но зачем нам эти войны? Мы всегда жили мирно с отцом Климентом, пока его не науськал на нас какой-то ворог, давай будем и впредь сохранять добрые отношения.
Видимо, старику удалось убедить ворону, потому что она снова занялась сушкой, не обращая внимания на присутствующих. А Олег, который уже ничему не удивлялся, сказал:
– Кстати, насчет отца Климента. Я давно собирался зайти в храм и поставить свечку за упокой грешной души деда. Думаю, ему это не помешает там, где он сейчас находится.
Тимофей с удивлением посмотрел на него.
– Почему грешной? – спросил он с негодованием. – Твой дед был как никто другой далек от греха.
– Ой ли? – с сомнением произнес Олег. – А как быть с оргиями, которые все здесь почему-то называют языческими обрядами, когда женщин осчастливливали помимо их воли? Говорю так, чтобы не называть вещи своими именами, дабы не замарать светлую память о деде. Но на самом деле это было элементарное изнасилование с точки зрения закона.
– Ты ошибаешься, мой мальчик, – грустно сказал Тимофей, бросив взгляд на Михайло. Тот кивнул, словно давая ему разрешение, и старик продолжил: – Твой дед ни в чем не повинен. Хотя и виной-то это можно назвать с большой натяжкой.
– Некоторые женщины думают иначе, – отпарировал Олег. – И я вынужден с ними согласиться.
– А лучше было, когда они возвращались домой, не получив того, чего страстно желали? – спросил Тимофей. – А такое часто бывало, пока Велес не надоумил Ратмира, что помимо омовения в озере надо предложить женщинам кое-что еще, чтобы усилить эффект. И если раньше беременела только каждая третья, то после этого – практически все. Ты считаешь, это плохо?
– Так все-таки женщины беременели и без насилия? – с удивлением спросил Олег. – Это как же так?
– Вера творит чудеса, – убежденно произнес Тимофей. – После языческого обряда, совершенного Ратмиром, многие женщины искренне верили, что Велес избавил их от бесплодия. И по возвращении домой они в первую же ночь зачинали ребенка, ложась со своим мужем. Я узнавал об этом от них самих, когда они приходили снова, чтобы поблагодарить Ратмира. Но другие, так и не забеременевшие, не скрывали своей обиды и высказывали претензии к Велесу. А какому богу это понравится? Я уж не знаю как, но Велес подсказал своему жрецу способ, который решал проблему. Ратмир был поставлен перед выбором – или покориться воле Велеса, или отказаться от служения. И, говоря по правде, я не знаю, что он выбрал бы. Как я уже сказал, твой дед был далек от греха и даже от мыслей о нем. И если бы не Михайло…
Олег изумленно посмотрел на Михайло. Тот кивнул, подтверждая его подозрения.
– Я видел, как Ратмир страдает, – сказал Михайло. – А когда узнал от Тимофея о причине, предложил жрецу Велеса свою помощь. Тогда я воспринимал это только так. На то была воля Велеса, на нем, по моему разумению, и лежал грех. Возможно, сейчас я и поступил бы иначе, и думал по-другому. После знакомства с Кариной я многое начал видеть в ином свете…
Михайло смолк, опустив голову. Олег встал и начал ходить по кухне, о чем-то размышляя. Потом остановился и решительно заявил:
– Михайло, мы должны с тобой немедленно пойти в храм и поговорить с отцом Климентом. Может быть, ты и не так грешен, как тебе кажется. Помнится, я слышал, что грех берет свое начало в злых помыслах. А твои помыслы были чисты и, по своему, даже благородны. Не жить же тебе с чувством вины всю оставшуюся жизнь. Это будет ад на земле, а ты этого не заслуживаешь.
– Идите, сынки, идите, – прослезился Тимофей, глядя на них. – Никогда не думал, что когда-нибудь скажу это, но, видимо, с временами меняемся и мы.
– Да ты настоящий философ, Тимофей, – заметил Олег. – Ты случайно не был знаком с Овидием? Мыслите одинаково.
– А это кто? – спросил старик.
Но Олег не стал рассказывать. Время летело стремительно, и оставалось не так уж много до часа, на который он назначил свидание Марине. Все, что было раньше, – все случайные женщины в его прежней жизни, промелькнувшие, исчезнувшие и не оставившие следа ни в душе, ни в памяти, – забылось. Он чувствовал себя Адамом, которому предстояла первая встреча с Евой. И очень волновался.
Глава 42. Молитва о прощении забытых грехов
Юный звонарь стоял на паперти и с интересом наблюдал, как отец Климент в сопровождении Георгия и Коли в который уже раз обходит желтый вертолет, брошенный хозяином перед храмом. Создавалось впечатление, что они попали в крутой водоворот и не могут из него выбраться.
Владимир охотно подошел бы ближе, чтобы услышать, о чем они говорят, но батюшка строго-настрого приказал ему бдить и прогонять гусей с паперти. Нахальные птицы облюбовали это место, предназначенное для плачущих и кающихся еще с первых веков христианства, после того, как вертолет прогнал их с площади. За ослушание Владимиру грозила суровая епитимья. Обычно это было многократное прочтение «Отче наш». Как правило, на втором или третьем десятке юный звонарь начинал чувствовать сонливость и зевать, за что батюшка прибавлял ему такое же количество «Богородица Дева, радуйся», а это было уже серьезное испытание – как воли Владимира, так и терпения самого отца Климента. Поэтому Владимир предпочел не рисковать и следил за происходящим издали, изнывая от жары и любопытства.
Наконец экскурсия вокруг вертолета закончилась. Отец Климент перекрестил своих спутников, они поцеловали ему руку и быстро пошли к зданию, в котором располагался полицейский участок. А батюшка направился к храму с видом глубокой задумчивости. Увидев это, Владимир оживился. Он начал ходить по паперти и замахиваться веткой на гусей, демонстрируя батюшке полную покорность его воле и свою полезность. Гуси шипели, вытягивая шеи, но совершенно не боялись юного звонаря и не покидали насиженного места. Однако стоило подойти отцу Клименту и шикнуть на них со словами «кыш, бесово племя!», как они тут же поднялись и с громким гоготом убрались восвояси, приведя Владимира в искреннее изумление. Он в очередной раз преисполнился благоговением к отцу Клименту.
– Батюшка, вас ждут, – сообщил Владимир с дрожью в голосе, доказывающей, что в жизни юного звонаря было нечто, чего он боялся больше гусей. – Они в храме. Я не посмел остановить.
– Кто такие? – недовольно вопросил отец