Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Клянусь тобой, сынок – единственным, что для меня дороже собственной жизни.
Михайло был удовлетворен. Он знал, что эту клятву мать сдержит – из страха его потерять. Она была очень суеверна, искренне верила в обереги и в то, что если нарушить клятву, то возмездие за это будет неизбежным и жестоким.
– С Кариной разобрались, – сказал он. – А теперь давайте поговорим о новом хозяине Усадьбы Волхва. Почему вы его невзлюбили, матушка?
Глаза старухи вспыхнули недобрым огнем.
– А за что мне его любить? – со злостью воскликнула она. – За то, что он отнял у моего сына то, что принадлежало ему по праву рождения?
Михайло поразился тому, как бурно отреагировала мать на его слова. Даже Карину, казалось, она ненавидела меньше, чем Олега.
– Но он ничего у меня не отнимал, – возразил Михайло. – Почему вы так говорите?
– Он отнял у тебя наследство Ратмира, – упрямо заявила бабка Ядвига. – Если бы не он, все досталось бы тебе. И я говорю не только о деньгах. Ты мог бы стать волхвом.
– Но с какой стати? – удивился Михайло. – Олег – законный наследник Ратмира, его внук.
– А ты его сын!
Услышав это, Михайло от неожиданности даже рассмеялся.
– Вы говорите, да не заговаривайтесь, матушка! Этак мы невесть до чего договоримся.
Но бабка Ядвига ничего не ответила, только взглянула на него глазами, в которых блестели слезы. Это было так необычно, что потрясло Михайло. Настолько, что он даже потерял дар речи. Он слишком хорошо знал свою мать. И сейчас видел, что она уже жалеет о словах, которые у нее вырвалось сгоряча, под влиянием эмоций. А это значило, что она сказала правду. Михайло почувствовал, что у него подкашиваются ноги, и он опустился рядом с материю на лавку. Так они и сидели какое-то время и молчали.
Но это не могло длиться вечно. Когда буря в душе улеглась, Михайло тихо спросил:
– Почему вы никогда мне об этом не говорили раньше, матушка?
– И сейчас бы не сказала. Ты вырвал у меня это признание.
Михайло никогда еще не видел свою мать такой растерянной и подавленной. Ему стало жалко ее. Было очевидно, что каждое слово давалось ей с трудом, и она страдала. Это было так не похоже на его мать, обычно скупую и сдержанную на проявление чувств, что Михайло не узнавал ее. Он никогда не спрашивал, кто его отец. Это была тайна, которую мать хранила от него, с раннего детства не позволяя даже заговаривать на эту тему. Но он даже теперь не понимал почему. Он не стал бы расспрашивать ее, но желание знать правду было сильнее жалости.
– Как это вышло, матушка? – Неожиданно ему показалось, что он понял, и Михайло гневно спросил: – Это произошло вопреки вашему желанию?
– Если ты о том, не изнасиловал ли Ратмир меня, то нет, – злобно усмехнулась старуха. Даже сейчас она не могла произносить имя волхва без ненависти. – Я любила его. А он… Да что теперь говорить об этом! Я была молода и глупа. Влюбилась без памяти, но так же быстро опамятовалась. Мы расстались. Обычная история. Но я не жалею ни о чем. Ведь у меня есть ты.
– А он… знал обо мне? – осторожно спросил Михайло.
Старуха явно хотела солгать, чтобы очернить волхва, но под пытливым взглядом сына не смогла.
– Он не знал о тебе. Я скрыла, что ношу плод в своем чреве, когда уходила.
– Почему?
Вопрос был простой, но бабка Ядвига не смогла ответить на него сразу. Ее лицо искривила гримаса, в которой было поровну ненависти и боли.
– Не знаю, – наконец неохотно ответила она. – Может быть, это была моя месть ему. Он не любил меня так, как я хотела… А потом и вовсе разлюбил, как мне показалось. В чем-то, возможно, я и сама была виновата, но… Зачем вспоминать? Не все ли сейчас равно, как и что тогда случилось. Конечно, если бы я ему сказала, наверное, он не отпустил бы меня. Но мне была нужна его любовь, а не жалость. И я промолчала.
Михайло почувствовал облегчение. Ему было бы тяжко узнать, что Ратмир тоже скрывал от него эту тайну, относясь к нему по-доброму, но все-таки не как к родному сыну. Только теперь Михайло понял, почему их так тянуло друг к другу – его и Ратмира. Это было нечто, что неподвластно разуму. Это был голос крови. Михайло прикусил губу, чтобы не сказать того, что обидело бы мать. Все равно сейчас уже ничего нельзя было изменить.
– Так в чем тогда вы вините Ратмира, а заодно и нового хозяина Усадьбы Волхва? – спросил он. – Обвиняйте себя. И перестань ненавидеть. Уже так много лет прошло. И я не нуждаюсь в наследстве Ратмира. У меня есть все, что мне надо. И для жизни, и для счастья. А теперь вот появился и отец, которым я могу гордиться. А это так много, что большего и не надо. Поверьте мне, матушка!
Неожиданно бабка Ядвига торжествующе рассмеялась. И даже приобняла сына, говоря:
– Да, теперь наследство Ратмира тебе не нужно. Ты и без него станешь жрецом. Но только не Велеса, а Перуна. А это даже лучше, ведь Перун намного превосходит Велеса.
Михайло осторожно высвободился из ее объятий и с опаской посмотрел на мать, чтобы убедиться, что она не сошла с ума.
– Час от часу не легче, – вырвалось у него. – Вы сегодня в ударе, матушка.
– Ты думаешь, я обезумела? – без обиды спросила бабка Ядвига. – Нет, сынок. Твоя мать в здравом уме. Где тот знак, что я дала тебе накануне на озере?
Недоумевающий Михайло пошарил в кармане и достал овальный диск с отчеканенным на нем старинным мечом. Протянул его матери. Но та отвела руку сына со словами:
– Это не просто талисман, да будет тебе известно. Это знак жреца Перуна. Того, кто носит его, Перун наделяет особой силой. Одень его сынок, и будь жрецом величайшего из языческих богов. – Она счастливо улыбнулась и тихо сказала, словно уже не для него, а себе: – О таком я не могла и мечтать. Теперь я могу умереть спокойно.
Михайло растерянно переводил взгляд с золотого диска на мать. Он ничего не понимал.
– Но как тебе достался этот знак? – спросил он.
– Я обратилась к Перуну, и он снизошел к моей мольбе, – сказала бабка Ядвига. – Ни о чем не беспокойся, сынок. Ты сын волхва, и по праву можешь быть жрецом любого языческого бога. Но только Перун, бог богов, достоин тебя.
Михайло тяжело