— Что ты дуешься, мой милый, смешной папка? — укоряла она отца. — Ну, улыбнись своей маленькой Эльзе.

Доктор Ландау не улыбался.

Ему не нравилась шумиха, которую опять начали поднимать вокруг его дочери. Он не выносил толпы и бравурных речей. Эльза вечно пропадала на собраниях и конференциях, домой приходила поздно ночью. Она снова начала разъезжать с выступлениями по городам. Доктор Ландау не понимал английского и каждый раз терял дорогу, когда выходил на утреннюю прогулку. Он скучал по дочери, ему хотелось, чтобы она была рядом. Он надеялся, что она вернется к медицине и они будут работать вместе. Бродя по бедным улицам, населенным черными, латиноамериканцами, пуэрториканцами, он мечтал найти здесь жилье, достать инструменты, поставить на стол тарелку для гонораров и начать лечить грязных, оборванных ребятишек.

— Эльза, ты так и не поумнела, — повторял он. — Послушай меня, брось ты эту политику, займись медициной. Это же твое призвание.

— Нет, папа, — возражала Эльза. — Врачей тут полно, а борцов — единицы.

Убедившись, что от Эльзы он ничего не добьется, доктор Ландау принялся сам искать место. С дипломом в руке он ходил из одного бюро в другое и по-немецки рассказывал о своей многолетней практике за океаном. Но ему объясняли, что он должен сдать экзамены, в том числе по английскому языку. Доктор Ландау не знал, что делать. Чужой язык был для него настолько труден, что без Эльзы он не мог даже сделать заказ в ресторане.

Эльза выговаривала ему. Он не должен думать о работе, дочь сама обеспечит его всем, чем надо. Пускай себе гуляет по утрам и отдыхает после стольких лет тяжелого труда. Если ему скучно, Эльза снимет для него комнату у семьи «оттуда», чтобы ему было с кем поговорить. Ему будут готовить его любимую еду и ухаживать за ним. Доктор сердился.

— Какой еще отдых! — кричал он. — Я пока из ума не выжил, чтобы только жрать и спать.

— Папа, не кипятись, — успокаивала его Эльза. — Тебе вредно волноваться.

— Яйца курицу не учат! Сам знаю, что мне вредно, что полезно.

Блуждая по незнакомому городу, расспрашивая дорогу на берлинском немецком, он обошел все бюро и комитеты. Доктор разворачивал перед служащими старый диплом и просил:

— Дайте хоть какую-нибудь работу. Не важно, сколько там платят, лишь бы что-то делать.

В одном из комитетов им заинтересовались.

— Доктор, а о курах вы что-нибудь знаете? — спросили его.

Доктор Ландау погладил бороду:

— Специально никогда ими не занимался. Но знаете, в Берлине приходилось лечить не только людей, но и животных. Бывало, собак приносили, кошек, кроликов, голубей.

Служащие переглянулись.

— Нужен человек на птицеферму. Вот только сможете ли вы в ваши годы?

Доктор Ландау терпеть не мог, когда ему напоминали о возрасте.

— Дайте-ка руку, — сказал он служащему.

— Руку? — удивился клерк. — Зачем?

— Да не бойтесь, просто пульс пощупаю. Дайте руку, и все.

Служащий осторожно протянул ладонь, будто перед ним сидел колдун, способный навести порчу.

Доктор Ландау так сжал его пальцы, что тот вскрикнул от боли.

— Ну что, старый я, по-вашему?

— Что ж, попробуем вас взять, — улыбнулся клерк и хлопнул доктора по плечу.

Пришлось Эльзе собрать отцовские вещи и отпустить его к курам. Доктор Ландау надел бархатные брюки, в которых годами выходил на прогулку, тяжелые дорожные башмаки, суконную рубаху и с мальчишеским нетерпением подошел к старенькой двухместной машинке, которую прислали за ним с фермы.

— Давай руку, дед, помогу, — сказал водитель в кожаной куртке.

— Не надо, молодой человек, — с досадой ответил доктор и легко забрался в машину.

— Ого! А у тебя еще сил хоть отбавляй! — заметил шофер.

Доктору приятно было услышать такой комплимент. Как только они выехали за город и ветерок начал играть его седой бородой, доктор почувствовал себя молодым и крепким. Новая страна больше не казалась чужой. Мычание пасущихся коров, блеяние овец, ржание лошадей на лугах было родным и знакомым. Холмы и скалы дышали вечностью и покоем. Доктор чувствовал их молчаливое величие. Он принялся напевать старую дорожную песенку, которую помнил еще со студенческих лет.

На другой день с первыми лучами солнца он приступил к работе. Осторожно и ловко он ходил среди кур, белых, как его седина, и высматривал, нет ли среди них больных.

После работы он с аппетитом обедал зеленью и овощами, запивая их водой из родника. По вечерам он лежал в своей комнатке у гаража и читал книги по птицеводству, которые нашла для него Эльза. Доктор занимался с таким усердием, будто у него была целая жизнь впереди. С каждым днем он все больше узнавал о птичьих повадках и заболеваниях. Доктор полюбил кур, как раньше любил пациентов. Он научился с первого взгляда распознавать больных и заботливо их выхаживал, отделив от здоровых.

— Не клюйтесь, дуры, — ругал он своих подопечных. — Зерна на всех хватит.

Доктор Ландау лютой ненавистью возненавидел торговцев, которые приезжали скупать птицу на убой для летних отелей. У него сердце разрывалось, когда он слушал испуганное кудахтанье. По воскресеньям Эльза приезжала его навестить. Они гуляли по окрестностям, как в давние времена, когда она была студенткой.

— Папа, не спеши, — предупреждала Эльза, когда они поднимались в гору.

— Молчи, глупая гусыня, — сердился старик. — И не ртом дыши, а носом, носом, понятно?

Эльза вспоминает, как они гуляли втроем, когда с ними был Георг Карновский, и вздыхает.

— Что такое? — спрашивает отец.

— Ничего, ничего, — отмахивается Эльза и, чтобы скрыть свои мысли, начинает рассказывать о поездках по городам, лекциях и конференциях.

Доктор Ландау не хочет слушать.

— Лучше бы ты поселилась тут, на ферме, — говорит он.

— С курами? — смеется Эльза.

— С курами, ну и что? — отвечает старик. — Куры, между прочим, далеко не так примитивны, как мы думаем. С ними гораздо интересней, чем с людьми…

Эльза выбирает крошки из отцовской бороды:

— Когда ты научишься держать бороду в чистоте?

39

Вражда между учеником Егором Карновским и учителем Барнетом Леви усиливалась день ото дня.

Мистер Барнет Леви, опытный педагог, всеми силами старался побороть неприязнь к долговязому парню, который его ненавидел. Егор Карновский показывал свою неприязнь при каждом удобном случае. Он никогда не отвечал на вопросы мистера Леви спокойно, но обязательно с насмешкой, не смотрел в глаза, когда учитель к нему обращался, а демонстративно отворачивался. Домашних заданий он почти не готовил. В конце концов терпение учителя иссякло, и между ними произошло открытое столкновение.