И все же что-то в ней, видимо, есть, судя по счастливому остолбенению жениха и гордому виду родителя, перед которыми она, как на генеральной репетиции предстала во всей сногсшибательной красе. С тем и отправились в заранее заказанный ресторан, где ей предстояло выслушать здравицы гостей в честь ее совершенной, бесподобной, невянущей красоты.

Были приглашены и явились все те, кто был у нее на Новый год, а также Ирина Львовна с помощницей. Приняли приглашение Серега Агафонов и Витя Коновалец, с которыми Наташа если уже и не водила тесных хороводов, то связи не теряла. Сами они, крепко ухватившись за перила звания и упираясь в ступеньку должности, вращались теперь в иных компаниях, готовясь к прыжку на перекладины совсем другого материала и качества. За четыре последних года они виделись с ней всего несколько раз, причем краткость встреч исходила от нее, и сейчас, появившись на входе, двинулись за реваншем, широко улыбаясь, раскинув руки и забыв про жен.

Отец ее, по их мнению, оказался именно таким, каким они его себе представляли: основательным, генеральской стати орлом-мужиком, достойным служить в органах. Безликий жених, напротив, впечатления не произвел: у него были внимательные глаза интеллигентного, неспособного на убийство человека. «Черт побери! – подумал, наверное, каждый из них. – Неужели она не могла найти кого-то получше?!»

Это уже потом, когда сидя по левую руку от нее, он четвертым по счету взял и бархатным баритоном пропел влюбленное слово о счастье быть незаслуженно приближенным этим чудом природы по имени Наташа, когда за переносным смыслом его слов обнаружилась сказочная принцесса – только тогда показалось им, что, может быть, она и не так неправа, выбрав пресс-секретарем своей души и тела этого по-штатски неброского, но по-соловьиному сладкозвучного певца ее прелестей. К тому же, как позже выяснилось, он был небеден.

Интерес старых друзей к ее суженому был предсказуем. А что тут может быть убедительнее медленного танца, когда запустив ровный неспешный разговор, можно вращаться вокруг деловитости, расторопности и порядочности ее жениха, уверяя, что несмотря на ласковый вид, мальчишка он боевой и надежный. Ничего удивительного, что после такого представления он оказался в центре их внимания и во время перекуров охотно отвечал на их осторожные вопросы. Правда, для этого ему пришлось закурить.

Утешить его страхи, дать понять, что юрфак своих в обиду не дает – в этом состоял ее наивный тайный умысел.

Единодушная и слаженная вначале, праздничная мелодия под влиянием возлияний постепенно расстроилась и расползлась на отдельные бессвязные пассажи. Все меньше подчиняясь партитуре торжественного повода, инструменты затевали свои партии, сбивались в дуэты, трио, либо солировали, поводя рассеянной улыбкой по сторонам. Иногда дирижеру-жениху удавалось усадить гостей за пюпитры тарелок и, преодолевая разноголосицу, вернуть их к главной теме вечера.

– Давайте, – говорил он, – выпьем за…

– Да, давайте выпьем! – охотно откликались размякшие гости.

«Вот так же будет и на моей свадьбе…» – наблюдая за покосившимся весельем, думала она. Впрочем, день рожденья и свадьба – два события разного запаха (как табачный дым и фимиам) и цвета (как печаль и любовь).

Расставались долго и тщательно.

Ирина Львовна сказала:

– Ах, Наташенька, ваш папа – просто восторг! И жених тоже! С такими мужчинами вы как за каменной стеной!

Светка сказала:

– Спасибо, подруга, все было хорошо! Твой отец просто класс – весь в тебя! Серега Агафонов и Витя Коновалец сказали:

– Слушай, Наталья, давно мы так не расслаблялись! Спасибо! Рады были тебя повидать – выглядишь, как всегда потрясающе! Звони, не пропадай!

Жених сказал:

– Наташенька, на улице прохладно, подожди, я принесу из машины жакет…

И все, все, все сказали:

– Спа-си-бо, На-та-ша!

Дома Наташа сказала:

– Слава богу, кажется, все прошло хорошо! Как вы думаете?

И жених подтвердил:

– Все было просто замечательно!

Знакомство ее отца с его матерью отложили на осень и, проводив родителя, жених и невеста воссоединились.

– Береги ее! – наказал ему будущий тесть при расставании, и он, став серьезным, ответил:

– Я только этим и занимаюсь!

На обратном пути из аэропорта он сказал ей:

– Слушай, я тут подумал – давай наймем тебе охранника!

– Чего, чего? – изумилась она.

– Охранника. Ведь я же не всегда могу быть рядом…

Она фыркнула и подняла его на смех:

– Тоже мне, нашел олигархшу!

Потом подумала и сказала:

– Днем мне бояться нечего, а ночью со мной ты. Ведь ты же меня защитишь, если что?

– Не сомневайся! – ответил он.

И снова мы торопимся успокоить читателя, сообщив, что в наши намерения не входит дразнить его внимание материализацией событий, которые хоть и возможно вообразить, но заигрывание с которыми отвлекает от материй по-настоящему основательных и роковых, ибо главные опасности для человека исходят от него самого и только потом от других…

После четырехдневного воздержания деревянная кровать приобретает свойства стального магнита, а объятия – крепость и гибкость лиан. Холодная погода этому только способствует.

«А ведь я соскучилась по нему!» – подумала она, отдыхая в его объятиях.

И прочный красивый корабль их сожительства, где он был капитаном, а она – штурманом, возобновил размеренное плаванье к берегам незакатного бриллиантового солнца, на которых раскинулась страна их свадебного уговора.

Продолжились их выходные вылазки за город, и сбылось то, о чем он мечтал здесь в январском одиночестве. В струях утренней прохлады, под пение невидимого за зелеными кулисами птичьего хора он подбирался к ней, дремлющей, обнимал и прижимался грудью, животом, ногами к ее спине и ногам и триедиными усилиями рук и часового будил ее желание.

«Ну-у! – сонным голосом, в котором не было протеста, бормотала она. – Ну, Дима! Ну, не приставай, противный мальчишка!»

В своем внимании к женщине (как, впрочем, и невнимании) мужчины поразительно схожи между собой, и не удивительно, что подобие и совпадение деталей их нынешнего загородного быта с тем, что она пережила с Мишкой, толкали ее на тропинки памяти – туда, где осталось ее дачное, горячее во всех отношениях лето девяносто четвертого. Где она рассталась с девичеством, где началась ее женская история, и где вместе с ее телом обнажилось вдруг ее земное плотское предназначение, скрытое до тех пор густой вуалью романтических недомолвок. Где она, совсем недавно невинная и незапятнанная, была отдана ненасытному улыбчивому мужчине, в одночасье ставшему центром ее вселенной, ее единственным и неразлучным, как ей тогда казалось, солнцем, обильно и неутомимо изливавшим на нее свои лучи. Прошло четырнадцать лет, и вот уже лучи четвертого солнца ласкают ее. Так, может, ее вселенная устроена таким образом, что не она вращается вокруг пылающих звезд, а звезды вокруг нее? И если так, то остановится ли когда-нибудь этот звездный хоровод?