прогремели два выстрела, и с дерева, как масса, свалился человек, сидевший на его ветвях. Это был передовой часовой Мишеля; его заметил разведчик Фабра, и они оба выстрелили в одно и то же время, но один солдат Мишеля оказался убитым. При грохоте выстрелов каждый укрылся за стволом дерева, выставив лишь дуло ружья. Внезапно разбуженные и прибежавшие на шум двое из солдат Мишеля были убиты засевшими в засаду солдатами Фабра. Каждый подстерегал и стрелял; огонь становился всё сильнее. Мишель ободрял своих солдат и журил их за неловкость, между тем как Фабр устраивал баррикаду и укреплённый лагерь позади повозки. Один верблюд упал, с простреленной лопаткой. Фабр приказал покончить с ним выстрелом в ухо, и его толстый труп послужил для них укреплением. Снаряды лопались, ветки трещали и ломались. При виде этой бойни Мари́ сама удивлялась своему хладнокровию. Пьер кричал, а Лизон, бросившись на глинистую землю, полумёртвая, причитывала молитвы. Робэн с пистолетом в руках приготовлял ящик с своими инструментами и время от времени стрелял, когда на некотором расстоянии от него между ветвей показывалась какая-нибудь голова.

Борьба длилась около часа. Четверо из стражи Фабра оказались уже не в состоянии сражаться; Жак должен был выйти из строя, чтобы сделать перевязку: пуля задела его лоб, и кровь заливала ему глаза. Когда наёмные убийцы Мишеля увидели своё превосходство и меньшинство неприятеля, над которым они и ранее преобладали численностью, то, следуя распоряжениям Сюфера, произвели обходное движение с целью окружить почти уничтоженный лагерь неприятеля. Фабр угадал эту уловку.

— Мы погибли, — сказал он Мари́. — Лучше я покажусь, и пусть меня убьют.

— Не делай этой подлости, мой Жан: ничего не пропало, пока нас не захватили. Бумаги короля в медном ларце?

— Да, но какую мы можем сохранить надежду? Их трое против одного. Лучше сжечь эти бумаги и депеши; по крайней мере Ферриоль не овладеет ими.

— Я надеюсь на Провидение, — сказала Мари́, перекрестившись, как будто религия была помощью свыше всем безнадёжным, даже среди неверующих.

— Не шевелись, — посоветовал он Мари́, — оставайся скрытой за укреплением.

Что касается его самого, то он, пробираясь от дерева до дерева, достиг того места, где лежал среди различной клади и бесценный ларец, из которого он хотел достать и уничтожить всё содержимое. Это его заставило покинуть укрепление и открыло неприятелю его присутствие; он увидел себя внезапно окружённым тремя людьми, которые незаметно подползли, прикрываясь терновником и листьями; их появление не было замечено. Один из них бросился на Мари́ Пёти́ и зажал ей рот; два других крепко связали Жана Фабра; один из них был Сюфер. Жан побледнел от гнева, и его губы задрожали. Он необдуманно принялся оскорблять изменника, говоря:

— Так вот ты, изменник! Довольно ли ты над нами потешился, несчастный, презренный ворон, зловещее карканье которого сопровождало меня в пути, чтобы лучше предвестить мне и подготовить мою гибель? Господин и слуга стоят один другого...

Сюфер уже не был более кочующим, беззаботным певцом: теперь он явился старательным наёмным убийцей и улыбался с невыразимой жестокостью. Он зарядил пистолет, сказав своему товарищу:

— Предупреди начальника, что зверь взят живьём, и пусть он за ним пришлёт. В ожидании, дружище, — прибавил он, нахально смотря в лицо Фабра, — ты слишком много болтаешь, и я хочу всадить тебе в плечо несколько дюймов свинца, чтобы дать тебе более жгучие заботы, чем заниматься нашей оценкой.

И, произнося эти слова, Сюфер поднял собачку пистолета, направив его в упор на Фабра.

В то самое мгновение, на некотором расстоянии от них, раздался выстрел, и Сюфер со стоном покатился на землю с простреленной рукою; его пистолет отскочил и выстрелил в воздух. В ту же минуту раздался ещё выстрел, и человек, связавший Мари́, упал, убитый наповал.

Можно было бы сказать, что здесь не обошлось без сверхъестественного вмешательства, как в гомеровских сражениях. Со всех сторон раздавались крики, ржанье лошадей и выстрелы. Изумлённый Жан Фабр увидел в двух шагах от него самого Мишеля, со всех ног спасавшегося на своём коне и кричавшего:

— Спасайся, кто может! Нам изменили! Бежим!

За ними погнались всадники, и каково было удивление Жана Фабра и Мари́, когда они узнали в их начальнике — Альвейра!

Действительно, его послало Провидение.

X

От Самоса, где остался Альвейр с кладью, до персидских границ более шести миль по прямому направлению, то есть езды от десяти до одиннадцати месяцев по самой неровной и опасной дороге.

После отъезда Жана Фабра и Мари́ Пёти́ в Константинополь Альвейр и Флориза остались одни в порту Ватю, и Флориза спросила его:

— А теперь что мы будем делать?

Бригантина, увозившая посольство и его счастье, исчезла на горизонте, в заходящем солнце, набросившем на небо отблеск пурпурово-охрового пламени. Они достигли гостиницы, где был прощальный ужин. Вечер был тёплый; ветерок, колыхавший цветущие горные кусты, наполнил его благоуханием.

— Что мы будем делать? — ответил Альвейр Флоризе. — Да мы отправимся в Персию! Мы затем и приехали.

— Со всеми этими тюками? — спросила Флориза.

— Это просто прибавка к багажу.

Он позвал хозяина гостиницы и спросил его, когда будет возможно достигнуть азиатских берегов. На другой день должно было отправиться парусное судно. Альвейр удержал двух слуг и на заре велел отнести тюки в Аястукский порт, ближайший город на суше. Страна, по которой приходилось пробираться, была покрыта горами и всевозможными препятствиями; это было Анатолийское плоскогорье и горные громады, параллельные Анти-Тавру и Армянскому Тавру. В Айдине Альвейр дал просмотреть свои паспорта на имена купцов г-на и г-жи Моро и набрал небольшой отряд телохранителей, который должен был сопровождать их до Конин. Первая часть пути прошла без препятствий. Они отправились рано утром; деревни отстояли довольно близко одна от другой; лошади ещё не были разбиты на ноги, страна была великолепна, а погода благоприятствовала. Сарайкойские чащи, Егердирское и Исбартское озера представляли самый чудный вид. В Конни они сделали привал на несколько недель, увлечённые картинностью местоположения, красотою жителей и величием развалин древнего Икониума. Здесь их носильщики отказались следовать далее. Приходилось отправляться с уменьшенным отрядом, состоявшим из отважных феллахов и не очень надёжных вожаков верблюдов. На этом плоскогорье они были в руках своих проводников, и Альвейр более не покидал оружия. Ежевечерне они располагались лагерем под звёздным небом. Носильщики заболели; Альвейр охотно покинул бы их там, но Флориза сжалилась над ними