Нет, она не желала все портить. Она хотела изменить тот мир, в котором оказалась, а когда у нее это не получилось – просто сбежала.

Пусть.

Слабость это или нет, но и существовать в тех реалиях она не могла.

Трогая длинной палкой затухающие угли, Вэл почему-то вспоминала нищего, которого встретила, оказавшись по воле Раза на самом дне города. И каждый раз, окунаясь в давние события, ей казалось, что левая рука начинает неприятно ныть. Нет, конечно, боль была выдумкой – Вэл отчетливо это понимала, но… она была.

«Отпусти, – каждый раз говорила она себе. – Отпусти и забудь. Ты больше никогда не вернешься в тот город. Никогда. Никто не придет за тобой и не будет ждать по ту сторону гор, потому что ты оставила своего Первого».

Сейчас – все по-настоящему.

И каждый раз, когда она думала об этом, ее пальцы дотрагивались до золотого браслета на запястье, казалось, ища успокоения в этом простом жесте.

То, что граница осталась позади, Вэл поняла, когда услышала далекий колокольный звон. Сердце подпрыгнуло до самого горла, и она запоздало вспомнила слова Раза о том, что для человека всегда открыт путь в мир людей.

Колокол звучал над голыми кронами деревьев, и Вэл остановилась, всматриваясь в темнеющие впереди стволы. Раш замер у колена, вопросительно подняв морду.

Церковь. Конечно. Церковный колокол.

Какое-то мгновение она просто смотрела вперед как потерявшийся в пути человек, а затем вдруг сорвалась с места, и Раш, удивленный и одновременно восторженный, бросился следом за ней, срываясь на веселый лай.

Вэл бежала, и заплечный мешок бил ее по спине. Длинные волосы растрепались, голубые глаза горели огнем, легкие пылали, а ноги несли вперед, на звук колокола.

Домой.

Она вошла в город ярким, на удивление солнечным днем, мгновенно оказавшись в обыкновенной сутолоке суматошных будней. Скрипели колеса повозок, запахи пива и нечистот сквозили сквозь ароматы духов, за которыми было не скрыть кислого запаха пота; тощие кошки с протяжным мяуканьем разбегались из-под копыт навьюченных лошадей. Старый ишак протяжно заголосил, упираясь копытами в выщербленную мостовую, и его хозяин, сотрясая воздух ругательствами, ударил палкой по его тощему боку.

Ничто не менялось.

Вэл улыбалась, понимая, что со стороны, возможно, выглядит немного странно.

Пусть.

Никто из жителей и гостей родного города и предположить не мог, какой груз воспоминаний несет за своими плечами необычная девушка в чужеземной одежде, путешествующая в компании черного пса.

Вэл ухмыльнулась, поправила лук, болтавшийся на спине, и коснулась пальцами висящего на поясе кинжала.

– Рядом! – Отдав команду возбужденному, водящему носом в воздухе Рашу, она решительно направилась в знакомый переулок.

Хотелось верить, что старые договоренности еще в силе.

Старушка, когда-то сдававшая Вэл жилье, была изумлена, увидев ее на пороге своего дома. Но проблем не возникло – старушка сдержала слово, и мансарда по-прежнему принадлежала Вэл.

Она, ловя на себе пытливый, изучающий взгляд хозяйки, горячо поблагодарила ее за честность, забрала ключ и, сославшись на сильную усталость после путешествия, направилась к себе.

Раш, обнюхав каждый уголок, мигом взлетел по лестнице, остановившись у знакомой двери. Черный нос ткнулся вниз, внимая запахам из-под дверного полотна, хвост весело ходил из стороны в сторону.

Вэл улыбнулась, сунула ключ в замочную скважину и повернула его, слушая скрип давно не смазанного замка. Дверь гостеприимно открылась, и она замерла на пороге, рассматривая свою комнату.

В груди защемило, будто она вдруг встретила хорошего и доброго друга, которого не видела много лет.

Она медленно вошла, обводя взглядом знакомый и одновременно непривычный интерьер.

Вот кровать, на которой она спала вместе с Рашем, – так и брошена незастеленной. Комод у стены со стоящим на нем грязным стаканом. Вэл сглотнула, сняла заплечный мешок и рассеянно кинула его на пол.

Вот он – дом, в который она так стремилась, верно?

На стуле, уныло забытом у большого окна, небрежно валялась ее старая ночная сорочка. Вэл подошла и взяла ее. Стиснула ткань в кулаке, а затем прижала к носу, вдыхая собственный, с трудом уловимый запах.

Скрип кровати заставил ее обернуться. Раш лежал на одеяле, весело высунув длинный красный язык, и, навострив треугольные уши, смотрел на хозяйку.

– Мы дома, – сказала Вэл собаке, тут же чураясь собственного голоса, прозвучавшего слишком громко.

Дома?

Перед мысленным взором мелькнул образ совсем другой комнаты, и серая невнятная пустота царапнула мягкую плоть, холодными когтями пробираясь к самому сердцу.

Денег хватало с лихвой.

Старый кошелек Раза, опустошенный только наполовину и припрятанный в надежном месте, пригодился.

Первое время Вэл, заново привыкая к своему прежнему миру, жила уединенно, с трудом заставляя себя выходить на улицу даже за продуктами.

Казалось, у нее не было сил сделать лишний шаг, каждое движение давалось с трудом, а люди, встречающиеся на пути, вызывали острое жжение в желудке и смутное чувство беспокойства.

Когда же луна вновь стала полной, она ощутила, что добровольный домашний арест подошел к концу.

Вэл будто проглотила вставший в горле ком, избавившись от забившей глотку помехи.

Поначалу соседи и редкие знакомые засыпали ее вопросами о внезапном и долгом путешествии, но не найдя внятных ответов, понемногу отстали.

Вэл видела, что люди замечали в ней изменения, но не могла заставить себя быть прежней – улыбчивой и радушной. Она все чаще уходила в леса, пропадая там часами, а затем и днями.

Она больше не охотилась на дичь для продажи, лишь занимала себя прогулками в компании Раша.

Часто подходила к границе, останавливаясь в опасной близости от мест возможного появления Стража; не двигалась, вглядываясь в темную бесконечность леса, не думая ни о чем.

Хотела ли она увидеть среди деревьев знакомый силуэт? Вэл не могла бы ответить на этот вопрос, не будучи откровенной перед самой собой, но правды не искала.

И неизвестно, сколько бы продолжалось это немое паломничество, если бы однажды она не увидела у границы мертвого оленя.

Это был обыкновенный олень, порванный волками и объеденный до костей. Его останки лежали на земле, облепленные жирными весенними мухами. Черная жужжащая масса копошилась, покрывая волчьи объедки сплошным слоем.

Вэл подошла ближе, заглядевшись на неприятное зрелище. Взгляд поймал рваные, вспученные от разложения кишки, и она моргнула, отгоняя наваждение.