бы то ни было [Петрухинцев 2001: 104–107, 314–315]329. Это позволило Екатерине сохранить прежнюю численность армии, несмотря на то что, судя по количеству дезертиров и уклонистов, население Российской империи не хотело и не могло содержать такое огромное войско. Гигантская армия была не подлежащим обсуждению наследием Петра и его предшественников [Бескровный 1958: 34–35, 55].

Тем не менее новое правительство вскоре стало постепенно отказываться от самых обременительных в финансовом плане элементов петровской системы. Чтобы потушить народное недовольство, вызванное введением подушного налогообложения и тем, как оно осуществлялось на практике, сразу после смерти Петра размер этой подати был снижен до 70 копеек. В результате итоговой суммы не хватало на содержание вооруженных сил даже на бумаге, не говоря уж о реальных налоговых поступлениях. Ассигнования на флот – особенно на строительство новых кораблей – были резко сокращены, также были урезаны и другие военные расходы. Поначалу армия не пострадала от этих мер, поскольку сама собирала подушную подать. Однако при Петре II эта практика была прекращена. В конце 1720-х годов денег стало не хватать даже для армии. Проблемы с финансированием вооруженных сил решались спонтанно и кое-как. Ослабление налогового гнета укрепило положение новых властителей России и позволило населению немного выдохнуть после суровых лет петровского правления. Тем не менее фискальные и воинские повинности (рекрутчина) по-прежнему были очень тяжелыми, несмотря на вялые попытки сменяющих друг друга правительств как-то изменить положение дел к лучшему (а иногда и вследствие этих самых усилий) [Keep 1985: 144; Петрухинцев 2001: 109–110; Анисимов 1982: 281].

Правители Российской империи после Петра не хотели ни отказываться от петровской военной системы, ни укреплять ее. Они ограничивались лишь небольшими переменами: например, инженерные части были выделены из артиллерийского полка и сведены в отдельный инженерный корпус. Войска ландмилиции в южном пограничье не только не были сокращены, но и увеличились на один полк [Бескровный 1958: 58–60].

К счастью для России, это был период сравнительно низкой военной активности, когда не происходило сколько-нибудь заметных инноваций ни в тактике, ни в области технологий. Российская империя вела пассивную внешнюю политику. После непродолжительных попыток Гольштейн-Готторпов вернуть свои утраченные территории в Шлезвиге, на Балтике установился мир, несмотря на определенные попытки реваншизма со стороны Швеции. В 1726 году правительство Екатерины I заключило военно-политический альянс с Австрией. Таким образом, после завершения Северной войны Россия не стала изгоем на международной арене и не была поставлена перед необходимостью воевать дальше. Вплоть до 1732 года русские войска контролировали каспийские порты; это стоило казне немалых средств и почти не приносило выгоды. Продолжалась экспансия в Сибирь – правда, экспедиция на Чукотку в конце 1720-х годов завершилась неудачей. Великие европейские войны второй четверти XVIII века (война за польское наследство (1733–1735) и русско-турецкая война (1735–1739)) еще не начались. Агрессивная колонизация русскими степи подрывала политическую и экономическую стабильность южных соседей России, особенно Крымского ханства. При этом если петровские реформы укрепили русскую армию, то военная мощь Порты, сюзерена и союзника Крыма, напротив, ослабла. Однако южные границы Российской империи были защищены новыми фортификационными линиями только уже в царствование Анны Иоанновны [Бусева-Давыдова, Крашенинникова 1995: 275–301].

Хотя современники сетовали на падение военной дисциплины и боеготовности русской армии, не следует преувеличивать характер и серьезность отступления русских войск. Созданная Петром система во многом функционировала как и раньше. Те перемены, которые, по мнению одних, свидетельствовали об упадке, по мнению других, были неизбежной подстройкой под требования новой политической элиты. Многие важные посты по-прежнему занимали иностранцы. Граф Бурхард Кристоф фон Мюнних, известный в России как Христофор Антонович Миних, поступивший на русскую службу еще при Петре I, в 1727 году стал обер-директором над фортификациями Российской империи, а в 1729 году был назначен главным начальником артиллерии. В годы царствования Анны Иоанновны ему было поручено улучшить бедственное положение дел в русских вооруженных силах. При Минихе вновь возросла фискальная нагрузка на податное население империи, так как сбор подушной подати был возвращен в ведение армии; в то же время вырос престиж русского офицерского корпуса, и дворяне получили новые привилегии. В России продолжало увеличиваться число офицеров и чиновников, и все они, напрямую или опосредованно, продолжали функционировать в рамках все той же петровской военной организации. К 1730 году никто уже не пытался противостоять этой системе: все политические и военные споры происходили внутри нее.

Подводя итог всему вышесказанному, можно сказать, что именно создание этой прочной структуры и стало одним из главных достижений Петра и его ближайших преемников. Однако, называя все это «петровской системой», мы все же несколько преувеличиваем заслуги первого русского императора. На самом деле это новое военное (и социальное) устройство в значительной степени стало итогом преобразований, начатых еще в XVII веке, хотя какие-то элементы этой системы действительно были заимствованы в Европе, прежде всего в Швеции. Впрочем, нельзя говорить, что проводником этих новых веяний был один лишь Петр, так как сам он опирался на вполне уже европеизированную и просвещенную русскую элиту и на иностранцев (врачей, инженеров, офицеров и т. д.), во множестве состоявших на русской службе. Ущербность старого военного устройства была очевидна не только царю и его ближайшим сподвижникам.

Фундаментальным итогом этих реформ стало закрепление служилого характера русского дворянства. Что русские дворяне, что европейские, как правило, выбирали для себя военную карьеру, однако, в отличие от большинства других государств, в России представители дворянского сословия теперь были обязаны нести службу. Эта повинность, прописанная в Табели о рангах, была даже более обременительной и суровой, чем в XVII веке. Однако у этой системы были и свои плюсы. Мелкопоместному дворянству эти новые правила гарантировали социальную стабильность и открывали более широкие карьерные перспективы, чем в предыдущем столетии. Кроме того, они, как никогда ранее, повышали статус чиновников и администраторов. Институционально эта новая система, воплощенная в Табели о рангах, была устроена по шведско-датской модели, однако прижилась она на русской почве благодаря процессам, начавшимся в России задолго до Петра. Так, в начале XVIII века окрепла связь как между служилым дворянством и престолом, так и между армией и бюрократическим аппаратом – все это было единым процессом.

Именно эта связь и определила главенствующее положение армии в Российской империи. Вся фискальная и финансовая деятельность государства была подчинена интересам армии и флота. Военные расходы не только съедали бо́льшую часть всего бюджета России, но армия сама и занималась взысканием налогов с населения (с 1730 года собирать подушную подать вновь поручили военным командам) и принуждала к соблюдению налоговой дисциплины. Во внешней и внутренней политике главное слово тоже было за военными; во всех институтах власти – на всех уровнях – у руля были люди, получившие военное образование и преданные прежде всего армии. Возвышение Миниха при Анне Иоанновне лишний раз продемонстрировало ту роль, которую играла армия в Российской империи.

Некоторые элементы этой новой военной культуры имели судьбоносные последствия для русского дворянства. Служба вознаграждалась теперь денежным жалованьем, а не землей, и становилась не только повинностью, но и источником дохода. Дворяне нуждались в деньгах, чтобы поддерживать образ жизни, соответствующий их статусу. Благодаря жалованью стало возможным содержать постоянную профессиональную армию, так как все офицеры получали соответствующее их чину вознаграждение. Военно-административная иерархия, функционирующая по четко прописанным правилам, позволяла как делать профессиональную карьеру, так и повышать свой социальный статус.

Впрочем, идеализировать