произведений с пер. на итал., франц., серб. и хорват. языки. М.: Пробел–2000, 2018.

Лит.: Крохин Ю. Профили на серебре: Повесть о Леониде Губанове. М.: Обновление, 1992; Алейников В. СМОГ: Роман-поэма. М.: ОГИ, 2008; Про Лёню Губанова: Книга воспоминаний. М.: Пробел–2000, 2016; Батшев В. СМОГ: поколение с перебитыми ногами. Франкфурт-н/М.: Литературный европеец, 2017; «Полина» Леонида Губанова: поэма, пророчество, манифест. СПб.: Пушкинский Дом, 2021.

Д

Данин (Плотке) Даниил Семенович (1914–2000)

Словно предвидя, что будущее рано или поздно выведет его к точным наукам, Д. (еще, конечно, Плотке) поступил не на филфак, а на химфак (1933–1936) МГУ, откуда перевелся на физический факультет (1936–1941), но ни одного из них, впрочем, не закончил, как не успел вовремя закончить и Литературный институт, студентом которого он стал в 1938-м. Тогда же дебютировал на страницах «Знамени» (1938. № 11) пространным (и, разумеется, восторженным) откликом на печатавшиеся в «Правде» главы «Краткого курса истории ВКП(б)», тут-то и приняв навсегда литературный псевдоним, ставший вскоре его новой паспортной фамилией.

Сотрудничал с «Литературной газетой», журналами «Знамя», «Красная новь», «Новый мир», где писал преимущественно о стихах, и даже в годы войны, большую часть которой капитан Д. прослужил в армейской газете «Боевой путь», переписывался с Б. Пастернаком, отсылал в московские редакции статьи, например, о «Василии Теркине», других заметных новинках. Был по рекомендациям П. Антокольского и С. Щипачева, поддержанным А. Фадеевым, принят в Союз писателей (1942), стал кандидатом в члены партии (1944), а после демобилизации (1946) получил в Союзе писателей хотя и скромную, но уже штатную должность заместителя председателя комиссии по теории литературы и критике.

И все бы ладно, не подвергни он, среди многих прочих, сокрушительному осмеянию стихотворцев-фронтовиков А. Софронова и Н. Грибачева, в ту пору еще малоизвестных или, во всяком случае, несановных. Кто же, в самом деле, знал, что вскорости они оба отхватят по Сталинской премии 1-й степени и, заняв ключевые посты в Союзе писателей, захотят сквитаться с обидчиком по полной?

Выждав свой час, они и сквитались. Так что, едва был объявлен крестовый поход против критиков-космополитов, как А. Софронов с партийной трибуны заявил, что Д. будто бы «специализировался на избиении молодых советских поэтов» и «за один год он оклеветал шесть ценных поэтических произведений», а Н. Грибачев с той же трибуны и вовсе оповестил власть, что «во главе критиков-формалистов — буржуазных эстетов стал Д. Данин, унаследовавший гнусные методы космополитов, в свое время травивших Маяковского и возвеличивавших Б. Пастернака и А. Ахматову»[903].

Тем самым получалось, что критики-эстеты — это уже не сбившиеся с пути одиночки, а чуть ли не оформившаяся контрреволюционная организация, и Д. у нее лидер. Обвинение, что и говорить, нешуточное, и в травлю Д. кто только поелику возможно не включился — от обиженных им поэтов С. Кирсанова и М. Луконина до М. Шагинян и Вс. Вишневского, будущего диссидента В. Тарсиса и Л. Лагина, автора сказки про старика Хоттабыча. Били его сильно и дважды (в 1949-м и в 1953-м) доводили дело до исключения из партии, так что Д. пришлось даже на год уезжать геологом-коллектором на Ангару, то есть, по сути дела, скрываться от всевидящего глаза, а по возвращении несколько лет провести, — как он рассказывает, — «на бесфамильной негритянской работе»[904], перебиваясь сочинением внутренних рецензий и неподписных аннотаций.

В критику он уже не вернулся и, в 1956 году перейдя наконец из кандидатов в полноправные члены КПСС, удачно вспомнил о своем базовом образовании: в 1957-м практически одновременно вышли и популярная брошюра «Добрый атом», и вполне респектабельный сборник очерков «Для человека», посвященный истории атомного века. Еще через несколько лет на свет явилась увесистая «Неизбежность странного мира» (1961), которая в статусе классики научно-художественной прозы и переиздавалась несколько раз, и выдвигалась на Ленинскую премию в 1962 году, и была переведена на 11 языков.

Что ж, «эмиграция» в научпоп ничем не хуже бегства поэтов и прозаиков в переводы или в детскую литературу, знакомого нам по многим выразительным примерам. Особенно если учесть, что у Д. действительно открылся и организаторский дар, так что по его инициативе и под его руководством на протяжении 30 лет издавался альманах «Пути в незнаемое: Писатели рассказывают о науке» (1960–1990), сведший на одних страницах П. Капицу, Вяч. Вс. Иванова, Н. Эйдельмана, Я. Голованова, А. Адамовича, Л. Разгона, Ю. Давыдова, десятки других первоклассных авторов.

Жизнь вновь стала полноводной — Д. выпускал биографические книги о Резерфорде (1966, 1967) и Нильсе Боре (1978, 1985), писал очерки о советских и зарубежных ученых, работал как сценарист в научно-художественном кино и спорил о нем в печати, придумал даже кентавристику — область знания, которая объединит, как ему казалось, формулы с метафорами. А об изгнании из литературной критики скорее всего не жалел. Лишь упомянул однажды, что ему

исторически посчастливилось стать в те первые послевоенные годы критиком-неприятелем властительных стиходелов. Счастлив, что КРИТИКА МОЯ УМЕРЛА ВМЕСТЕ С ИХ ПОЭЗИЕЙ[905], никому не нужной. <…> Хоть ненадолго, а проторил свою тропинку во лжи…[906]

Что же касается разговоров о литературе, о политике, обо всем на свете, то они ушли в дружеское общение, в круг единомышленников, где, может быть, и не бросали открытый вызов власти, правящей идеологии, но старались, занимаясь каждый своим делом, держаться от нее на максимальном удалении. Конечно же, — с жесткой самооценкой скажет Д. и в предсмертной книге «Бремя стыда», и в записях, сделанных на склоне дней, —

большинство из нас, за вычетом последовательных диссидентов, были тоже конформистами. Но, право же, не столь непрерывными, как <…> Константин Симонов, Сергей Михалков, Лев Ошанин и другие «начальствовавшие» в писательских сочленениях[907].

И — право же! — в условиях, ничуть не располагавших к независимости, им удалось и душу живой сохранить, и найти пространство для творческой самореализации, и послужить общей для всех культуре.

Чем они и должны быть сегодня помянуты.

Соч.: Избранное. М.: Сов. писатель, 1984; Бремя стыда: Книга без жанра. М.: Раритет-537, 1997; Стихи военных лет // Знамя. 2012. № 5; Строго как попало: неизданное. М. <б. и.>, 2012; Нестрого как попало. М. <б. и.>, 2013.

Лит.: Трубецков Д. Даниил Семенович Данин и его кентавристика. Саратов: ГосУНЦ «Колледж», 2007; Огрызко В. Создатели литературных репутаций. М.: Лит. Россия, 2017. С. 149–165.

Даниэль Юлий Маркович (1925–1988)

Почти всем Д. известен только по словосочетанию, в котором его фамилия, вопреки алфавиту, чаще всего стоит на втором месте: Синявский и Даниэль. И это, быть может, справедливо, но все равно досадно, так как жизнь ему выпала отдельная и, безусловно,