— Ловчие Хилана одинаково рубятся и правой и левой руками, — не сдержал хохота Шалигай.

Арма открыла глаза:

— Почему меня не разбудили к дозору?

— Я был дозорным за тебя, — ответил Кай, протягивая ей лепешку с мясом. — Ешь. Во фляжке вино. Тебе будут нужны все твои силы. Сегодня опять все зависит от тебя.

— С чего ты взял? — не поняла Арма.

— Чувствую, — ответил Кай. — И вижу иногда сны. Сегодня мне снилась непроглядная тьма, и единственной искрой, которая указывала путь, был твой меч.

— Нам уже снятся одинаковые сны? — едва не подавилась она лепешкой.

— Не знаю, — покачал он головой. — Я бы сослался на то, что двенадцать узников Храма знают о том, что мы идем к ним, и могли бы навеять нам хотя бы во сне подсказки к пути, но это не так. Они беспомощны и могут только ждать. Ну и влачить жизнь обыкновенных теканцев, когда магия вселяет их в тела смертных. Но пока что они только в Храме.

— Тогда кто? — спросила Арма.

— Кто-то, — ответил Кай. — Кто-то, кому нужно, чтобы мы дошли.

— Я… — Она заколебалась. — Я слышала ночью топот. Это тоже было сном?

— Нет. — Он поднялся. — Ночью на юг по дороге прошли не менее полутысячи воинов.

— Для чего? — не поняла она.

— Догадайся, — с тревогой рассмеялся он.

— Кто они? — спросила она.

— Мрак покрывал дорогу, когда они проходили, — ответил Кай. — Такой мрак, что даже я не мог его рассеять взглядом. Пришлось обратиться к науке моего слепого отчима — Куранта, к использованию слуха. На слух их было около пятисот.

— Сакува, Эшар, Хара, Неку, — перечислила оставшихся сиунов Арма.

— Неку, — сказал Кай. — Тьма, покой, сон, холод.

— Но у него не было пятисот воинов! — воскликнула Арма.

— Ну, последние дни принесли в Запретную долину много мертвых, — заметил Кай. — Не думаю, что оракул из Танаты печет из них воинов как пирожки, но развернуться ему было где. Меня беспокоит другое. Эша!

— Да, — раздраженно отбросил искалеченное ружье старик.

— Ты знаток трав, — обратился к нему Кай. — Тебе немало лет, но ты продолжаешь шагать даже тогда, когда мы все падаем от усталости.

— Ты льстишь мне, — насторожился старик.

— Нет, — улыбнулся Кай. — Я просто подглядываю за тобой, когда ты прикладываешься к крохотной фляжечке, которую прячешь под одеждой на боку.

— Вот ведь, — всплеснул руками старик. — Не думал, что у тебя глаза на затылке. А может быть, они еще где-нибудь? К примеру, на моем языке? Я порой прятался с этой фляжкой за куст или за стену! Это убийственная настойка, Кай. Я к ней привычен, капля на язык — и мое тело начинает работать как тело молодого вола! Камни можно забрасывать в желудок, и я их сумею переварить. Но всякому иному моя настойка может выпучить глаза, и не только глаза!

— Послушай, Эша, — усмехнулся Кай. — Впереди нас ждет тяжелое испытание, в котором, возможно, всех нас будет клонить в сон. Если мы уснем, то нас ничто не спасет. Ты можешь сделать так, чтобы мы устояли?

— Попробую, — неуверенно пробормотал старик. — Разведу, добавлю кое-чего. Только ведь в сон по-разному клонить может. Если тебя треснут дубиной по башке, то моя настойка не поможет. А если магия какая… тогда да, но опять же против магии магией надо…

— Заклинание бодрости даже я знаю! — воскликнула Теша. — Когда мугаи стоят в дозоре, обязательно твердят его. Иначе можно проснуться на вертеле у палхов!

— Ладно, — раздраженно махнул рукой Эша. — Только глотать будете сразу же, как начнет сон накатывать. А то ведь передеремся еще до сна, переругаемся. Жутко злая эта настойка.

— Что же ты не ругаешься, не дерешься? — удивился Тарп.

— Просто я слишком добрый, — съязвил Эша. — А когда глотаю свое снадобье, становлюсь как все.

Они выбрались из развалин через час. Перекусили, оправились, проверили оружие, подтянули доспехи, которые вряд ли сулили надежную защиту, и снова оказались на дороге. В той стороне, где еще вчера Кай водил спутников по родному городу, лежали только груды камней и пыли. Впереди, на равнине, куда вела дорога, стоял туман. Не слишком густой, но достаточный, чтобы скрадывать очертания развалин. Дорогу покрывала изморозь.

— Неку, — проговорил Кай, поднимая глаза к небу. Оно было затянуто тучами.

— Долго ли до Анды? — спросил Шалигай.

— Как доберусь, тебе скажу первому, — пообещал Кай.

— Люблю, — поддел стоптанным сапогом льдинку с дороги Эша. — Отчего-то люблю похолодание летом и оттепель зимой.

— Это к старости случается, — фыркнула Теша. — У нас была одна бабка, вот она или кто-то из ее дружков, — Теша показала на Илалиджу, — ее убили. Так вот эта бабка вечно была всем недовольна. И только когда случалась какая-то пакость, она радовалась. Град над огородом — смеется. Ногу кто-нибудь сломал — напивается. Палхи сожрали кого-нибудь — песни поет.

— Ну вот, — ухмыльнулась Илалиджа. — И от меня польза.

— Эта бабка была блаженной, — объяснил Эша. — Вам бы поклоны ей бить. Именно она не давала вам заплыть самодовольством и покрыться злобой. Ничего, поймешь со временем. Всегда нужен кто-то, рядом с кем ты будешь чувствовать себя умнее, выше, добрее.

— Вот мне рядом с тобой легко в этом смысле, — хмыкнул Шалигай.

— А мне трудно… — пробормотал Эша. — Рядом с Армой, к примеру. А рядом с Каем тоже не слишком трудно.

— Я рад этому, — обернулся Кай. — Разочарований не будет. Прибавим шаг.

Последние развалины, которые вновь напоминали заплывшие бурьяном мусорные кучи, закончились к полудню. Тучи над головой не рассеялись, но солнце грело и через них, поэтому без следа исчезла и изморозь. Эша то и дело встряхивал заветную фляжечку и бормотал, что, конечно, запас нужных трав и крепкое винцо у него еще имеется, но где же он возьмет два часа времени, чтобы обновить настойку? То битва, то дорога, то битва, то дорога, никакого уважения к старому человеку. По сторонам дороги тянулся бурьян, за бурьяном лежала кочковатая, заболоченная равнина, на которой лишь изредка виднелись раскидистые, почему-то безлистные ветлы и далекие деревеньки, заглядывать в которые ни у кого желания не возникало. Еще через час, когда тот же Шалигай трижды напомнил, что пора бы и порадовать потроха пережеванной пищей и хотя бы кубком вина, Кай остановился. Дорога спускалась в ложбину, в которой стояла деревня — четыре черных заброшенных дома с одной стороны и три дома с другой. Вместо четвертого блестел пятнами черной воды заросший ряской пруд, из которого торчали камыши. Верно, водоем собирал дожди со всей округи, потому как разлился почти до дороги и омывал фундаменты двух соседних домов. Но воспользоваться водяным изобилием было некому. Огороды покрывал бурьян, крыши на домах обрушились, стены зияли выбитыми окнами, плетни были повалены.