на его плече. Но Джулиус легко воспринял ее, значит, голубка была стандартным украшением Боба. Но настоящим вопросом было:

— Почему ты хочешь знать?

— Потому что она не голубка, — сказал Ворон. — Я хорошо знаю Голубя, и он глупый, как птицы, которые его создали. Точно не в состоянии дружить с гением-предсказателем Хартстрайкеров. И дух голубей не покидал Центральный парк Нью-Йорка с тех пор, как проснулся, когда магия вернулась шестьдесят лет назад, так что это не он.

Марси нахмурилась. Глупо, что она даже не подумала о духах до вопроса Ворона. Она всегда думала, что голубка Боба была просто птицей. Она бы не сказала это при нем, но Боб казался Марси одиноким драконом. Выведение нового вида умного и волшебного голубя как питомца казалось ей подходящим для него занятием. Но Ворон не спрашивал бы ее, если бы голубь Боба был просто птицей, так что, если голубка была не зверем и не духом, то кем?

— Ты назвал ее Безымянным Концом.

— Да? — невинно каркнул дух. — Не припоминаю…

— Я помню, — сказала она. — Ты это сделал. Ты сказал, что она — Безымянный Конец, и что нам нужно бежать. Почему? Понятно, что название «Безымянный Конец» добра не обещает, но насколько все плохо?

— Ты — очень любопытная смертная, — буркнул Ворон. — Обычно мне это нравится, но любопытство убивает не только котов. Учитывая состояние твоего кота, я бы не давил.

— Не трогай Призрака, — Марси прижала ближе тонкую связь с бедным угасшим духом. — Это ты поднял тему. Я все время вижу Боба. Если он ходит с чем-то опасным, я хочу знать.

— Будто быть близко к величайшему пророку в истории драконов в этом измерении недостаточно опасно, — буркнул Ворон, закатив глаза. — Ты не хочешь задать другой запрещенный вопрос? Я могу рассказать тебе о Мерлинах, какими они были раньше.

Это манило, и Марси чуть не согласилась на смену темы, но сдержалась. Ей не нужно быть драконом, чтобы знать, что Боб был теневой рукой за подъемом Джулиуса. Он был силой, толкающей все это, и если он был вместе с чем-то зловещим, это могло стать их проблемой.

— Нет, я не хочу задать другой вопрос, — твердо сказала она. — Я хочу знать, что это за Безымянный Конец, и я хочу знать, почему ты этого испугался. Смысл этой затеи в том, что я могу быть Мерлином, а Мерлины — достаточно сильные маги, чтобы защитить людей от серьезных проблем. Если это так, тогда то, что пугает тебя, считается тем, о чем должен знать первый Мерлин.

— Ты еще не Мерлин, — напомнил ей Ворон. — Но ты права.

Он выглянул из-за сидения на генерала Джексона. Она сидела впереди, махала руками среди гор невидимых экранов ДР. Через ряд напротив нее сидел Мирон, завалил стол бумагами и писал что-то, при этом гневно говоря по телефону на немецком.

Когда стало ясно, что они не обращают на них двоих внимания, Ворон хлопнул крыльями и прыгнул на колено Марси.

— Хорошо, возможно Мерлин, — прошептал он, глядя на нее мудрыми черными глазами. — Ты хочешь знать о Безымянных Концах? Вот, что я могу тебе рассказать.

Он притих, и Марси склонилась, прислушавшись, ждала его слова.

И ждала.

И еще немного подождала.

— Эм… — сказала она. — Что ты можешь мне сказать?

— Это все, — сказал Ворон. — Ничего.

— О, иди ты!

— Не надо, — рявкнул дух, хмуро глядя на нее. — Попытайся увидеть это с моего места. Я люблю людей. Когда вы начали говорить, вы стали самыми интересными на этой планете. Вы развлекали меня тысячи лет, но это не отменяет факта, что вы очень юны. Самые старые из твоего вида — лишь миг для многих духов. Это не ваша вина. Уверен, вы бы не умирали, если бы вы выбирали. Но, к сожалению, вы умираете, и эта смертность не дает вам прожить достаточно долго, чтобы приобрести то, что мой вид считает взрослой и ответственной натурой.

Марси выпрямилась, возмущенная.

— Если мы живем не тысячи лет, мы не можем быть взрослыми?

— Именно, — сказал Ворон. — Для нас вы будете всегда детьми, и многие духи, считая Алгонквин, говорят, что потому вам нельзя доверить ничего важного. Судя по тому, какой бардак вы устроили с нашей планетой, пока мы спали, я не могу их винить за такие мысли, но я всегда ощущал, что людей нужно оценивать отдельно, а не целым. Стада людей неизменно опускаются для наименьшего общего знаменателя, но я встречал тысячи, а то и миллионы личностей, которые отличались умом, учитывая краткость ваших жизней. Но в этом мире есть то, что люди еще слишком юны, чтобы понять. И дело не в уме, смертности или знаниях в магии. Дело в опыте и способности смотреть вдаль, и взгляд духов куда дальше, твой вид просто не понимает время так, как нужно для этого.

Она это ненавидела, но Марси признавала, что он был прав. Люди работали годами, десятками или веками, если были организованы. Но духи жили миллионы лет. Они функционировали на геологической шкале времени, и не было оскорблением то, что люди не могли понять всего. Как можно было понять миллион лет, когда люди с деньгами и лучшим здоровьем умирали в сто двадцать? Но, хоть Марси не спорила с ним тут, это не объясняло, почему Ворон не мог рассказать ей о Безымянном Конце.

— Хорошо, — сказала она. — Мы не ценим время на том уровне, что вы. Справедливо. Но если это так опасно, как ты думаешь, неведение нам не поможет. Почему ты не можешь попытаться мне объяснить? Я могу не понимать всего, но я видела голубку больше, чем ты. Тебя может потрясти то, на что я способна, несмотря на мой недостаток смертности.

— Не сомневаюсь, — Ворон снисходительно коснулся ее руки. — Но, боюсь, это больше тебя и меня. Безымянные Концы — не то, что вызывают случайно. Вряд ли дракон знает, что делает, и он — пророк. Он видит будущее, и я все еще не верю, что он достаточно мудрый, чтобы сделать верный выбор, когда придет время.

— Безымянные Концы, — повторила Марси, улыбаясь. — Он не один?

Ворон щелкнул клювом.

— Вот видишь? — он хмуро глядел на нее. — Умная, но не знаешь, когда остановится. Конечно, многие духи предпочитают молчать, а не говорить людям что-нибудь.

— Прости, прости, — быстро сказала Марси. — Просто я переживаю. Даже если я не могу понять полностью Безымянные Концы, я все еще хочу знать достаточно, чтобы мне не пришлось вслепую доверять тому, что вы, духи, справитесь с ними одни. Я