— Кимашу и его людям, несомненно, любопытно узнать, не являются ли наемник зуабиец и мастер-вор из Зуаба одним и тем же человеком, — сказал Эрешгун.

— Абсурдная идея, — с негодованием произнес Хаббазу. Шарур, Эрешгун и Тупшарру рассмеялись.

— Если угодно, наемник из Зуаба может теперь вернуться домой. А уж мы позаботимся, чтобы без вознаграждения он не ушел, — предложил Тупшарру.

— Я, пожалуй, останусь, — Хаббазу покачал головой. — То, что мы сделали, касается не только вас. Это повлияет на моего бога, это повлияет на мой город и на меня тоже.

— Ты не совершил ничего предосудительного ни для себя, ни для твоего города, ни для твоего бога, — с некоторой долей торжественности заявил Эрешгун. Хаббазу поклонился. Шарур заметил то, чего, казалось, не увидели ни его отец, ни сам вор: Хаббазу первым назвал Энзуаба, затем Зуаб, а себя упомянул в последнюю очередь, в то время как Эрешгун, настоящий гибилец, перечислил все в обратном порядке.

— Знаешь, — сказал Шарур, обращаясь к вору, — я бы не стал трубить о том, что ты вернулся лагерь. Держись-ка ты поближе к нашему костру.

— Хороший совет, — согласился Хаббазу. — Я приму его. Вору часто приходится действовать скрытно. А где лучше прятаться, как не у всех на виду?

— А если люди Кимаша-лугала опять придут искать тебя? — спросил Тупшарру. Он вообще часто волновался о том, чего еще не случилось.

— Ты предупредил меня о людях Кимаша-лугала, — сказал Хаббазу. — Пусть приходят. Они меня не найдут.

Эрешгун укоризненно посмотрел на младшего сына.

— Мастер-вор не берется указывать нам, как повыгоднее продать слиток бронзы или горшок финикового вина. Ну и я не собираюсь его учить, как ему лучше управляться со своими делами.

— Я понял, отец, — брат Шарура потупился и кивнул.

— Надеюсь, Энгибил тут действовал уверенно, пока нас не было? — с надеждой спросил Шарур. Чем активнее бог принимал участие в делах на границе, тем меньше у него было интереса к своему храму, а значит, у Хаббазу оставались все шансы остаться незамеченным.

Эрешгун и Тупшарру кивнули, и на этот раз улыбнулся не только Шарур, но и Хаббазу.

— Энгибил развил несвойственную ему активность, — сказал Эрешгун. — Вчера утром, например, они с Энимхурсагом принялись поносить друг друга, и делали это так громко и свирепо, что мы решили, что они сейчас сцепятся без нас. Но дальше криков не пошло. Да оно и к лучшему.

— Почему? — не понял Шарур. — Если бы Энгибил прикончил Энимхурсага, война бы кончилась, и, между прочим, навсегда.

— Хорошо бы, конечно, — согласился Эрешгун. — А ну как Энимхурсаг убил бы Энгибила? Откуда нам знать, чем может закончиться поединок двух богов? Да мне и не интересно.

Шарур стал прикидывать, не лучше ли будет Гибилу, если Энгибил падет? Сможет ли город жить с одним лугалом во главе вообще без живого бога? В Междуречье такого еще не случалось. Ни один город, ни одна крепость не знали такого варианта. Может быть, никто в мире никогда даже не представлял ничего подобного.

Его правая рука сама по себе скользнула к поясу, чтобы прикрыть глаза амулета Энгибила. Хотя богу сейчас было не до того, чтобы копаться у него в мыслях, но лучше поостеречься. Узнай Энгибил, о чем он сейчас подумал, последствия могли бы оказаться катастрофичными, а то и похуже.

— Я бы тоже не стал этим интересоваться, — поддержал Эрешгуна Хаббазу. — Уж очень они сильны, слишком опасным такой поединок мог бы стать для людей.

— Не потому ли боги и создали людей, чтобы было кому сражаться вместо них? — неожиданно поделился своими мыслями Тупшарру.

— Кто может знать, зачем люди богам, — пожал плечами Эрешгун. — Жрецы не знают. Мудрецы не знают. Писцы не знают. Торговцы не знают. Я слышал, что даже боги не знают или не помнят. Так это или нет, — грубые черты лица торговца расплылись в улыбке, — я не знаю.

— Брат дело говорит. Его идея ничуть не хуже и не лучше всего того, что я уже слышал, — сказал Шарур.

— Но это и не означает, что так оно и есть на самом деле. — Эрешгун и Хаббазу заговорили вместе. Мастер-торговец и мастер-вор с некоторым удивлением посмотрели друг на друга, а потом рассмеялись.

— Вот мы, двое пожилых мужчин, пытаемся сдержать молодых людей. — Эрешгун погладил бороду. — А когда мы были помоложе, кто-то пытался удерживать нас.

— Так и должно быть, — откликнулся Хаббазу. — Вот станут ваши сыновья пожилыми людьми, тоже будут стараться обуздать молодежь.

Они с Эрешгуном снова рассмеялись. Шарур и Тупшарру обменялись возмущенными взглядами. Шарур вовсе не думал, что, когда станет старше, будет кого-то сдерживать. А вот интересно, делал ли его отец в молодости нечто подобное? Глядя на Эрешгуна, Шарур засомневался. Значит, со временем Эрешгун изменился. Наверное, и Шаруру предстоит измениться. Он надеялся, что не придется, но кто его знает?

На утро медные трубы разбудили гибильцев, а трубы из бараньих рогов — имхурсагов. Сквозь резкие звуки труб слышно было, как орет Энимхурсаг, призывавший:

— Вставайте, люди Имхурсага! Сегодня я приведу вас к победе над лжецами и мошенниками Гибила!

Шарур усмехнулся. Его порадовало возмущение в голосе бога Имхурсага. Оно относилось непосредственно к нему. Ведь это он убедил Энимхурсага в том, Энгибил сошел с ума, и поэтому Гибилу нужен новый божественный повелитель. Именно его обман подвиг Энимхурсага вторгнуться на земли Гибила.

Энгибил молчал. Глашатаи Кимаша выкрикивали приказы лугала:

— Кузнецы, писцы и купцы вперед! Строй прежний.

Шарур облачился в доспехи, надел шлем и сразу почувствовал себя так, словно его бросили в кузнечный горн. Пот лился с него не хуже, чем воды Ярмук.

— Вперед, Гибил! — призвал Кимаш. Войско, которое он возглавлял, повторило боевой клич: «Вперед, Гибил!»

«Энимхурсаг!» — завопили в ответ воины Имхурсага. «Энимхурсаг!» Как и в первый день сражения, огромный, грозный бог высился над своими людьми, но теперь это зрелище уже не пугало Шарура. Вместе с остальными жителями Гибила он с удовольствием издевался над Энимхурсагом и поносил его.

Гибильские колесницы, запряженные ослами, принялись маневрировать по полю, стремясь занять более выгодное место. Кимаш располагал большим количеством колесниц, чем имхурсаги.