людей в ошейниках, засверкавших в лучах солнца на бледной, как у всех северян, коже. Следом появился огромный кулак великана, сжимавший закрепленные на ошейниках веревки, как охотник мог бы держать на поводках свору гончих. А потом уже и сам великан. Первый, которого я увидел живьем, не считая расплывчатого образа, переданного кольцом-свидетелем.

– Вложи шутку в мои уста, Фотаннон, – прошептал я, ощущая, как во мне нарастает паника.

За первым вышагивали еще двое. Один держал рог, оторванный у какого-то животного невообразимых размеров – наверное, горного быка, обитавшего в землях великанов за Невольничьими горами.

Великаны носили поножи из костей и кожи для защиты ног и юбки до колен, обшитые полосками бронзы. Широкие кожаные пояса в два дюйма толщиной, также отделанные костью, доходили до самой груди и выгибались посередине, прикрывая живот. Ни рубах, ни кольчуг на них не было. Проколотые соски переднего великана украшали бронзовые кольца, похожие на те, что висят на дверях богатых домов, а чуть выше были вытатуированы открытые глаза. Размытые до синевы татуировки покрывали и мускулистые руки, а волосы свисали спутанными лохмами. Позже я узнал, что это признак низшей касты. У высших были гребни из кости горных быков, а тем, что оказались передо мной, не позволялось даже прикасаться к гребням.

Перепуганный насмерть, я все же сохранил способность соображать и отметил, что великаны защищали доспехами те места, куда люди могли дотянуться своим оружием. Даже представить трудно, как проткнуть копьем или мечом эти поножи и пояса. Позже я видел сплетенные рабами-людьми огромные щиты, которыми великаны прикрывались от стрел, но эти трое не были снаряжены для битвы. Они развлекались. Хуже того, были пьяны. Словно собак, великаны спускали с поводка гончих-людей. Так они и грабили город. Войти в дома они не могли, потому что были слишком большими, но пускали вместо себя свою свору на поиски золота, серебра и других людей.

Вот зараза, я опять попался на том же самом! Засмотрелся, когда нужно было убегать. Я рванул со всех ног. Великан заметил это и хрипло пролаял что-то вроде «взять!». Но я не говорил на языке великанов или думал, что не говорю. Он спустил с поводка двоих из своей своры. Самый пьяный из великанов снова дунул в рог, а другой рассмеялся. Я забежал в переулок и обернулся, подняв лук. Те двое, что гнались за мной, заметили это, но продолжали бежать, зажмурив глаза. Они боялись, что я убью их, но еще больше боялись тех, кто остался сзади. Я выстрелил первому в пах, он упал и повалил второго. Великан спустил еще двоих в погоню за мной, заорав так, что у меня застучали зубы. Видимо, разозлился из-за потери хорошо обученного питомца.

Я вдруг понял, что выбрал тот же самый переулок, в который убежали мальчишки. Неужели это случилось всего минуту назад? Казалось, прошла половина дня. Переулок был слишком узким для великанов и слишком захламленным, чтобы по нему мог пробежать человек. Я нырял, подпрыгивал и проскальзывал, держа лук одной рукой и зажав стрелу между пальцами. В переулок ворвались новые люди-гончие. Они бежали очень быстро, не иначе их и выбрали за скорость. Один из них закричал, и мне показалось, будто он кричит «стой!» по-гальтски, но вряд ли такое могло быть.

– Извини, приятель, – сказал я и всадил ему стрелу прямо в глаз.

Я выскочил на улицу, где почти все дома были разрушены, и возможностей спрятаться здесь оказалось гораздо меньше, чем мне хотелось бы. На мгновение в мостовой открылась какая-то щель, но тут же пропала.

Канализация!

Я побежал к люку, остановившись на мгновение, чтобы пырнуть ножом человека-гончую, который пытался схватить меня. Это был подлый удар, я спрятал Пальтру перед собой так, что он не мог ее рассмотреть, потом резко скользнул влево и опустил лезвие вниз и вправо, как раз на уровне его живота. Это известный прием, которому в Низшей школе учат в первую очередь, потому что он действует безотказно. Парень хрюкнул, нож застрял у него в животе. Он свернулся вокруг кинжала и затих, лежа на боку, больше не беспокоясь ни обо мне, ни о своих хозяевах-великанах, один из которых топтался на углу и дудел в свой бычий рог, пьяно пуская слюни. Хрена лысого я отправлюсь в канализацию этого странного города без своего кинжала! Я ткнул раненого пальцем в глаз и, когда он поднял руку, чтобы защитить лицо, вырвал из его плоти Пальтру и, не обтирая, вложил в ножны. Да, знаю, я подонок, но посмотрел бы, что сделаете вы, если ваш лучший нож по рукоятку утонет в животе какого-то сукина сына в тот самый момент, когда три великана вместе со своими рабами пытаются вас убить.

Я ухватился за железное кольцо и потянул, но сил хватило только на то, чтобы чуть сдвинуть каменную крышку люка. Теперь великан был всего в сорока ярдах, а его рабы – и того ближе. С поднятым над головой луком я нырнул в щель, толком не представляя, сколько пролечу и куда упаду. Оказалось, что пролетел я всего десять футов и приземлился на сухую, мерзко пахнувшую каменную площадку. Вниз от нее вели едва различимые ступеньки. Сделав десять шагов, я оказался на еще одной площадке. Поднял голову к прямоугольнику неба и увидел там троих рабов, указывающих на меня. Через мгновение их грубо оттащили в сторону, и огромная голова заслонила от меня почти все солнце. Я посмотрел вниз и не сумел разглядеть, где начинаются следующие ступеньки, а потом выстрелил туда, где раньше светило солнце. Великан взвизгнул, и прямоугольник солнечного света магическим образом появился вновь. Я поспешил вниз по ступенькам, а вслед за мной полетел мертвый человек-гончая. Он зацепил ногой мое плечо и едва не сбил с ног, но, хвала Фотаннону, я устоял.

Больше моему нисхождению во тьму ничто не мешало.

55

Честный человек

Канализация под Хравой оказалась не худшей из тех, где мне довелось побывать. Я бы скорее согласился съесть ногу мертвеца, чем еще хоть раз спуститься в подземелья Пигденея, куда нас не единожды отправляли в Низшей школе. А Храва? Холодно, как и в пигденейской, но та была прорыта пятьсот лет назад. Все это время она вбирала в себя отходы и постепенно обрушалась. А к тому моменту, когда ганнские таны тоже захотели построить город в этих горах между морем и озером, искусство прокладки тоннелей для дерьма ушло далеко вперед.

Здешние тоннели были довольно широки и, благодаря внезапному