решался не иначе, как медленно постепенно. Несмотря на временную реакцию, Сандерленд думал, что политический перевес, в сущности, склоняется в сторону вигов. Они не только являлись естественными представителями начал революции и сторонниками войны, но и далеко превосходили своих противников парламентски ми и административными талантами. Во главе их стояла группа политических деятелей, тесно связанных единством мысли и действия, что и принесло им название юнтов. Самый выдающийся из них, Рассел, был победителем при Ла-Гоге; Джон Сомерс был адвокатом, приобретшим известность защитой семи епископов; лорд Уортон известен как самый искусный и бессовестный вождь партии, а Монтегю быстро приобрел репутацию искуснейшего финансиста Англии. Но, несмотря на все эти соображения, неизвестно, предался ли бы Вильгельм III в руки чисто вятского министерства, не высказывай тори такого отношения к войне. Несмотря на истощение Франции, война все еще продолжалась, и союзникам не удалось одержать ни одной победы. Между тем французские каперы почти уничтожили английскую торговлю, а народ изнемогал под тяжестью налогов. Тори, всегда слабо поддерживавшие Великую коалицию, теперь стали требовать мира. С другой стороны, виги продолжали решительно стоять за войну. Для Вильгельма III главным делом была борьба с Францией, это побудило его принять совет Сандерленда.

Для покрытия военных расходов Монтегью выдвинул план основания Национального банка, первоначально составленный шотландцем Уильямом Петерсоном. Как и обычный банк, это новое учреждение, названное английским банком, служило для доставки капиталов, но в действительности было орудием для заключения внутренних займов под прямым обязательством государства возвращать занятые деньги по требованию заемщиков. Была открыта общественная подписка на займ в 1 200 000 фунтов; подписчики на него составили привилегированную компанию, в руки которой были отданы переговоры обо всех последующих займах. Список подписчиков заполнился за десять дней. Открытие средств, предоставляемых народным богатством, обнаружило новый источник силы, а быстрый рост национального долга, как стали называть совокупность этих государственных займов, представил новую гарантию против возвращения Стюартов, первым делом которых было бы отвергнуть притязания «владельцев фондов». Доказательство общественного доверия усилило внешнее влияние Вильгельма III; между тем в Англии постепенное проведение указанной Сандерлендом реформы вызвало небывалое единство в действиях правительства. Торийские министры, уже поколебленные успехом Монтегю, один за другим были замещены членами юнтов. Рассел вошел в адмиралтейство; Сомерс был назначен хранителем печати, Шрусбери — государственным секретарем, а Монтегю канцлером казначейства. Влияние этой перемены стало заметным еще до ее завершения. Палата общин заговорила другим топом. Вигское большинство ее членов, объединенное и дисциплинированное, начало спокойно подчиняться руководству своих естественных вождей, вигских министров короны. Это дало возможность Вильгельму III перенести удар, нанесенный его положению смертью королевы Марии II в 1694 году.

Возобновление нападок тори показало, какие надежды пробудила в них изолированность Вильгельма III. Король только что привлек на свою сторону парламент, изъявив наконец согласие на «Билль о трехлетии», и Палаты упорно поддерживали министерство; их доверие было вознаграждено успехами во внешних делах. В 1695 году Великой коалиции удалось в первый раз одержать крупную победу над Францией при взятии Намюра. Король искусно воспользовался своей победой для созыва нового парламента, настроение которого тотчас проявилось в энергичной поддержке войны. Но Палаты вовсе не были простым орудием в руках Вильгельма III. Они принудили его вернуть щедрые земельные пожалования, сделанные им его голландским любимцам, и отставить его министров в Шотландии, содействовавших безумному плану устройства шотландской колонии на Дарьенском перешейке. Они потребовали права назначать членов нового Совета торговли, учрежденного для урегулирования коммерческих вопросов. Они отвергли предложение, с тех пор никогда не возобновлявшееся, — учредить над печатью цензуру. Но их оппозиция не отличалась придирчивостью. Министерство было настолько сильным, что, несмотря на всеобщую нужду, Монтегю имел возможность провести изменение находившейся в обороте монеты, которая, вследствие урезания, была низведена намного ниже номинальной ценности. Несмотря на вызванные реформой финансовые затруднения, Вильгельм III был в состоянии не давать ходу Франции.

Между тем война быстро подходила к концу. Людовик XIV продолжал борьбу просто с целью обеспечить себе более благоприятные условия; Вильгельм III полагал, что «с Францией можно договариваться, только держа меч в руках», но, тем не менее, так же желал мира, как и Людовик XIV. Отпадение Савойи сделало невозможным достижение первоначальной цели Великой коалиции — вернуть Францию к тому положению, которое она занимала во время заключения Вестфальского мира, а вопрос об испанском наследстве назревал с каждым днем. Противодействие примирению со стороны Испании и Империи было устранено частными переговорами между Вильгельмом III и Людовиком XIV, и в 1697 году был заключен Рисвикский мир. Несмотря на неудачи и поражения в битвах, политика Вильгельма III одержала верх. Перед лицом объединенной Европы победы Франции оказались бесплодными, и истощение сил заставило ее, впервые со времени Ришелье, согласиться на невыгодный мир. Со стороны Империи Франция отказалась от всех присоединений, совершенных ею после Нимвегенского мира, за исключением Страсбурга, да и тот был бы возвращен, если бы не медлительность немецких послов. Испании Людовик XIV вернул Люксембург и все завоевания, полученные в результате войны в Нидерландах. Герцог Лотарингский был восстановлен в своих владениях. Еще более важное условие договора обязало Людовика XIV отказаться от поддержки Стюартов и признать Вильгельма III королем Англии. Для Европы вообще Рисвикский мир значил немного больше, чем перемирие; но для Англии он являлся завершением долгой и упорной борьбы, началом новой эпохи в политической истории. Он окончательно и решительно разрушил тайный план, со времени Дуврского договора объединявший Людовика XIV и Стюартов, — превратить Англию в римско-католическую страну и поставить ее в зависимость от Франции. Но он имел даже еще большее значение: окончательно сделал Англию центром противодействия Европы всякой попытке нарушить равновесие ее сил.

Глава IX

МАЛЬБОРО (1698–1712 гг.)

Согласиться на унизительные условия Рисвикского мира гордого Людовика XIV заставило не столько истощение Франции, сколько необходимость подготовиться к новой, более крупной борьбе. Было известно, что король Испании Карл II близок к смерти, а с ним заканчивалась мужская линия Габсбургского дома, два века занимавшая испанский престол. Войны Людовика XIV неплохо показали, как много потеряла Испания из своего прежнего влияния в Европе; но ее владения были такими обширными, а остававшиеся у нее средства — такими громадными, что при энергичном правителе она, на взгляд, как считали тогда, могла сразу вернуть себе прежнее значение. Ее государь все еще был властелином нескольких наилучших областей Старого и Нового Света, самой Испании, Милана, Неаполя и Сицилии, Нидерландов, Южной Америки, роскошных островов Вест-Индии. Присоединить такие владения к землям Людовика XIV или императора — значило бы