– Ой, извините!

Девушка была Багиру не знакома. Раскинувшись на лежащей на полу шкуре барса, красавица играла пушистым лисьим хвостом, торчавшим у нее из… откуда и должен расти хвост. Накладные, лисьи же, ушки, рыжая копна волос. Зеленые глаза блестят сладостной поволокой, шоколадные соски торчат колом. Девушка игриво расстегивала молнию на латексных трусиках – медленно, по миллиметру открывался выбритый лобок. Зрелище настолько захватывало, что Багир едва обратил внимание, что обстановка комнаты не подходит для любовных утех: с потолка свисают цепи с крючьями, у стен стоят рамы с растянутой для дубления кожей.

– Добыча ждет, ma chérie! Давай, освежуй свою лисичку!

Багир невольно облизнулся, безотрывно наблюдая за мучительно-медленно опускающейся собачкой молнии; вот озорным язычком показался клитор… Поглощенный зрелищем, он не сразу услышал легкое жужжание за спиной – будто от бормашины.

Алик заблудился. Вереницы чучел, оружия, гобеленов, пузатых комодов и замысловатых торшеров самоповторялись из комнаты в комнату. От изобилия мелких деталей, обесцвеченных багровым полумраком, начинала болеть голова. Он поймал себя на мысли, что в доме совсем нет запахов – как в стерильной палате больницы. Разве антиквариат не должен пахнуть кожей, старым деревом, хотя бы пылью? Вдалеке разнесся женский крик:

– Помогите!

«Марьям?!»

Алик побежал на голос.

– Машка! – звал он, но безрезультатно. «Дама в беде» продолжала звать на помощь, где-то плакал ребенок. Он кое-как сориентировался в пространстве, вынырнул в коридор и увидел на другом его конце окровавленную фигуру со свертком в руках. Первым порывом было убежать прочь, но зачатки мужской гордости взяли верх.

– Сюда! – позвал он, и фигура, будто услышав его, побежала навстречу.

Он запоздало разглядел страшную рану на животе, видневшуюся в распахнутом халате; наружу лезли сизые внутренности. Алика затошнило. Искаженное гримасой ужаса лицо было ему хорошо знакомо по многочисленным фото из тех времен, когда горячая косплеерша Фокси еще не стала женой Франсуа Магне.

Та бежала, поминутно запинаясь, наступая на край одеяла со слониками, в которое был завернут какой-то, видимо, очень ценный груз. Алик успел сделать несколько шагов навстречу, когда несчастная наступила на пояс халата и грохнулась на пол. Одеяло размоталось, и содержимое рассыпалось по полу, оказавшись нарубленным на куски детским трупом.

– Мой малыш! Помогите! – рыдала она в лицо скованному ступором Алику.

Не до конца осознавая зачем, он протянул руку к голове, подкатившейся ему прямо под ноги. Пальцы коснулись пустоты; слипшаяся от крови непослушная шевелюра запикселила, развалилась на отдельные полигоны. Он отнял руку, и голова вернулась в нормальный вид. Алик усмехнулся и ткнул пальцем в застывший мальчишеский глаз – снова пиксели. Потом не удержался, сомкнул пальцы на торчащем соске жены Магне; и почти пожалел, что вновь ничего не ощутил.

– Помогите!.. – сдавленно зашипела несчастная, тщетно пытаясь удержать лезущие наружу кишки в животе, и… пропала вместе со своим страшным грузом.

Озаренный открытием, Алик пнул стоявшую рядом вазу – японскую, в журавлях и карпах. И едва не влетел носом в стену – нога не встретила сопротивления. Ненастоящим оказались и комод, и патефон на нем, и даже картина на стене – все было иллюзией.

«Динамический интерьер!» – восхищенно присвистнул он. Дорогущая игрушка для миллионеров. Сотни проекторов по всему дому, позволяющие в мгновение ока обставить квартиру хоть в стиле барокко, хоть скандинавского минимализма. Порадовавшись своей проницательности, Алик тут же расстроился: брать, выходит, в доме нечего. Можно, конечно, пооткручивать голопроекторы, но без аккаунта с подпиской на рынке их примут как лом. Нужно было отыскать напарников.

Уверившись, что окончательно заблудилась, Марьям бежала наугад, задевая кресла и комоды, но не чувствовала боли – видимо, все заглушал адреналин, – пока едва не полетела кубарем по лестнице. Ссыпавшись по ступенькам, она осознала, что попала в какой-то другой, незнакомый холл – даже пол здесь был не паркетный, а из керамогранита. Бросившись в первый попавшийся коридор, врезалась в кого-то. Этот кто-то облапил ее, прижал к стене. Марьям завопила, принялась отбиваться, целя ногтями в лицо.

– Тихо-тихо! Перестань ты! Это я!

– Алик, ты?!

Она вывернулась из его объятий – тот разжал руки с явной неохотой; затараторила, тяжело дыша:

– Там, наверху. Человек. Он хотел убить… Я подслушала, а он заметил, побежал за мной… Надо валить. Бага…

– Спокойно. Никого тут нет. Этот дом пуст.

– В смысле, пуст? Я видела, и… Надо забирать Багу и бежать.

– Не надо никуда бежать. Смотри.

Алик сделал вид, что пинает чучело оскалившегося енота. Нога прошла насквозь. Марьям распахнула рот:

– Ты чё, привидение?..

– Попробуй!

Она недоверчиво засунула руку в нутро чучела, выдернула, потом засунула снова.

– Ничего не чувствую. Мы умерли? – глупо спросила Марьям.

– Ну ты точно вымираешь. По крайней мере, как вид, – усмехнулся Алик. – Таких неандертальцев, как вы с Багиром, еще поискать. Это ж динамический интерьер, деревня! Сел за комп, собрал домик мечты и ходишь, наслаждаешься. Надоело – пересобрал.

– Херасе! А тот мужик, что за мной гнался?

– Это нейрослепки. За эту херню Магне и попячили.

– Что за нейрослепки?

– Посмертные. Типа как фото постмортем. Ма-а-аленькая часть их сознания. Они помнят последние часов семь-восемь жизни и переживают их по кругу. Потом забывают – и все по новой. К нему комиссия по этике на эту тему и прикопалась: что он создает, по сути, нейросеть-психопата, зафиксированную в наихудшем своем состоянии. А он хотел на их основе делать виртуальных помощников, типа. Кто-то, походу, додумался их подключить к голопроекторам, вот и…

– Кто мог до такого додуматься?

– Ну, угадай. Вот тебе и вся мистика: голопроекторы, метки дополненной реальности, мощный сервак. Здесь другая беда – фактически тут одни голые стены, и поживиться нам нечем. А серверную я так и не…

– Помогите! – вновь раздалось из холла. Алик нарочито вальяжно повернулся на звук – не упустил шанса продемонстрировать Марьям превосходство над Багиром хотя бы в этом. Запоздалое осознание заставило внутренне похолодеть: голос принадлежал Багиру.

Бедняга выглядел жалко – он полуполз-полуковылял на одной ноге, вторая ниже щиколотки была изрезана в мясо вместе с кроссовкой. За ним оставался кровавый след, как за гигантским слизнем, черный в тревожном багровом свете.

– Алик, помоги! – прохрипел Багир, цепляясь за чучело росомахи, стоявшее у камина, но рука провалилась насквозь, и он свалился на пол.

– Бага! – взвизгнула Марьям, бросилась к своему парню, но в полуметре от него застыла, побледнев.

– Это просто голо… – Алик осекся.

Длинные бледные руки, словно в фильме ужасов, высунулись из жерла камина, вцепились в Багира; подтянули к себе, распоров решеткой футболку с кривляющимся рэпером – решетка оказалась настоящей. Как и руки.

– Держи! – среагировал Алик, бросился к Багиру, схватил за здоровую ногу, Марьям уцепилась за футболку.

– Не отпускайте! – выл Багир. – Оно меня утягивает!

Действительно, чьи-то бледные грабли тащили упирающегося Багира в отверстие дымохода.

– Больно! – выл тот на одной ноте. Тот самый Багир, которого били по яйцам полиуретановыми