– Ты, как Алиса, загремевшая в Кроличью нору, – заключила она, – падаешь и растешь, и чем ниже ты падаешь, тем сильнее становишься. Правда, я не знаю пока, в чем твоя сила.

Мне пришла в голову какая-то расхожая в дни нашей молодости, дурацкая, похабная шутка, и я не смог удержаться.

– Наша сила, – кисло улыбнувшись, пробормотал я, – ну, ты знаешь в чем…

Это было жалкое подобие защиты от Аниных нападок, хотя я, повторяю, не чувствовал за собой никакой вины.

– Сила не только в том, чтобы защищать себя, но и в том, чтобы уметь расставаться с тем, что тебе наиболее дорого. Но ты просто сбежал от нас, предал…

Мне нечего было ей на это ответить. Я всегда считал, что предательство – последнее дело, и если тебя предали, нужно сжечь все мосты и жить дальше, не оглядываясь на прошлое. Ожидаемая ночь наслаждений превратилась в ночь душевных откровений. Мы не выясняли, как часто бывает после долгой разлуки, кто прав или кто виноват, мы просто говорили друг другу правду о нашем настоящем и прошлом. Вдруг ее вопрос:

– Что такое любовь? Ты, я знаю, все знаешь, скажи!..

Я поймал себя на мысли, что когда-то уже отвечал на этот вопрос.

– Это когда несмотря ни на что, – отбарабанил я.

Зная, что такие признания за рюмкой чаще всего прячут наши тайны, я, тем не менее, знал и то, что в Аниных словах не было ни йоты наигранности и тем более фальши. Никакой тайны не пряталось за ее словами, и ей незачем было вводить меня в заблуждение.

– Долгие три с половиной года я жила здесь в мире дешевых и дурных запахов, – продолжала Аня, – я такого насмотрелась, такое узнала…

Ни с того, ни с сего я вдруг засмеялся. Аня посмотрела на меня так, что я захлебнулся.

– Перестань, – сказала она, – твой смех пронизывает все мои жилы…

Она прервала свой рассказ, и в уголках ее глаз снова вызрели бусинки слез.

– Это правда. Когда глаза мои открыты – я до сих пор устаю от того, что вижу. Знаешь, как было непросто.

Я мог себе это только представить.

Это был мой промах. Но вскоре мы снова пили вино, и ночь была, как и прежде, прекрасной.

Пришел новый день.

– Мне кажется, – сказала Аня, – что ты теряешь голову.

– Это лучшее, что во мне есть.

То, что я испытывал, было для меня прекрасно и ново. При этом у меня и мысли не было, что я вовлечен в очередную любовную историю. Я и в самом деле терял голову.

Помня, конечно, о Юле.

И думая о том, что надо не забыть позвонить Людочке.

Наутро, часам к одиннадцати, она была совершенно здорова. Мне нужно позвонить, сказала она, это займет три минуты, и только через час с облегчением вздохнула. Аня сделала несколько телефонных звонков и кому-то ответила, что до конца недели будет плотно занята. С кем? Это, сказала она, не имеет никакого значения. Ясно было, что жизнь ее, как у каждого делового человека, переполнена событиями разного ранга, и она каждый час и минуту должна выбирать, где и с кем должна находиться, что сказать и кому улыбаться. Как бы там ни было, но до конца недели, я на это надеялся, всем другим она предпочла меня. Это была моя маленькая победа? Или не малая? Она говорила в основном по-французски, но и по-русски, и по-английски. Ее греческий оставлял желать лучшего, а арабский и китайский были просто невыносимы.

– Фух! – вырвалось наконец у нее, и она швырнула трубку на диван, как швыряют давно надоевшую вещь. – Едем!

На сборы ушло несколько минут, и мы снова катили в ее фешенебельном «Феррари» по улицам Парижа.

– Хочешь побывать у Наполеона? – спросила Аня, когда мы на бешеной скорости проносились мимо Дома Инвалидов.

– Я уже был у него.

– Когда ты успел?

Я рассказал ей подробно историю с поиском генома императора. Не отрывая взгляда от задницы какого-то «Пежо», она только покачала головой из стороны в сторону.

– Невероятно, – сказала она, – это всего лишь красивая сказка.

– Что?

– Все ваши придумки с Пирамидой и с Наполеоном.

– Это не придумки, это…

– Да знаю я, знаю!.. Но это не укладывается в голове.

Наконец мы вырвались на простор загородного шоссе.

– Куда сегодня? – спросил я, выискивая на карте маршрут нашего движения.

Чем дальше мы жили и узнавали друг друга, тем настойчивее Аня меня допытывала. После поворота на кольцевую дорогу, она пошла в наступление.

– Ты и в самом деле веришь в то, что тебе удастся вырастить Наполеона? Или Ленина, Сталина, Тутанхамона?.. В клонирование Ленина я готова поверить, но оживить фараона, мумию, кусок воска…

Я ни словом не обмолвился о том, что клеточки крайней плоти вождя пролетариата давно были в Америке и уже дали первые всходы. Может быть, я проболтался под действием паров коньяка? Или Аня назвала только тех, кто в тот момент пришел ей на ум?

– А ты? – ответил я вопросом на вопрос. – Разве ты не веришь? Разве мы с тобой уже не вырастили его тогда в бане? Ты же помнишь Азу?

Вскоре мы выехали за городскую черту. Аня вдруг резко приняла вправо, так что раздался скрип тормозов и на нас понеслись крикливые гудки клаксонов. Машина подрулила к высокому, одиноко стоявшему дереву и остановилась в его тени.

– Давай, в конце концов, поговорим, – сказала она, – выкладывай все свои идеи и предложения, мне надоела вся эта мышиная возня, разговоры вокруг да около…

Мне казалось, что все уже сказано: Аза, Ленин, Тутанхамон… И Пирамида! И Пирамида!.. Я же подробно о Ней рассказывал. Но Аня до сих пор мне не верила. Была среда, кажется, среда. Я начал издалека, из самой бани. Я, как разведчик легенду, выучил наизусть свой рассказ. Конечно же, мне не надо было ничего учить, вся история была у меня в голове, и мне доставляло удовольствие разматывать клубок задуманного, чтобы его нить, как нить Ариадны, вывела Аню из лабиринта неведения. Время от времени Аня спрашивала, я отвечал. Мимо проносились машины, мы их не замечали. Я вглядывался в бесконечную изумрудную даль виноградных полей и, как и день тому назад, с задором пылкого юноши лепил на ее глазах из глины своей мечты Пирамиду жизни.

– Но зачем тебе я?

Я не слышал вопросов. Я пер, как танк.

– Ты просто… Ты не слышишь меня.

– От тебя требуется всего-ничего – бросить все к чертовой матери и последовать слепо за мной.

– Для этого мне нужно сначала сдуреть.

– Кто тебе мешает? Порадуй меня.

– Ты – Иисус? Слепо следовать можно только поверив…

– Верь же, верь!

– Ну, хорошо, хорошо! Допустим, тебе удастся…