все время. Наутро в комнату Ульриха приходили многие студенты, профессора и священники, и все были единогласны: без сатаны здесь не обошлось.

«А что же удивительного в том, что нечистая сила искушает и мучает христиан, и устраивает свои гнусные проделки? Чем еще и заниматься ей до Страшного Суда, когда исчезнет она из мира на веки вечные?» – писал в своих трудах святой Афанасий еще десять столетий назад. Ведь и сам он познал проделки дьявола, который являлся к нему в разных обличиях, а особенно досаждал в виде блудницы – искусительной, срамной и озорной. Летала она по моей келье, говорит Афанасий, и сокрушала мою утварь, и разбрасывала вещи и книги (вот, тоже книги, не любит книги сатанинское отродье!). Кидал в нее отшельник камнями, но не попал: увертлива, нечистая сила!..

Ульрих всем телом вздрогнул от громкого собачьего лая, внезапно раздавшегося в переулке. «Ночная стража, ночная стража… Спите спокойно… Ночная стража…» – раздался монотонный голос одного из караульных, и вслед – жалобный визг собаки, которую, видимо, ударили.

Ульрих плотнее запахнул плащ и направился к своему дому.

* * *

Утром Ульрих проснулся от нежного и щекотного прикосновения к своему виску губ Аннеты.

– Ты встанешь поздравить детей? – прошептала она.

– Да, конечно, – Ульрих поднялся и стал одеваться.

Аннета, уже одетая, налила ему чистой воды в тазик для умывания и положила рядом полотенце.

– Спускайся вниз, я там все приготовила. А я подниму детей, и приду с ними, – сказала она.

– Угу, – пробурчал Ульрих, с наслаждением плескаясь в ледяной воде.

Аннета ушла. Ульрих вытер лицо и шею грубым полотенцем, отчего кровь сразу прилила к коже, и, чувствуя прилив сил и бодрости, как мальчишка, кубарем скатился вниз по лестнице.

Дом Аннеты состоял из трех комнат: две крошечные мансардные были наверху, а внизу – одна большая, с очагом, служившая и гостиной, и кухней, и гардеробной, поскольку в верхних комнатах ничего, кроме кроватей, не вмещалось.

В одной из верхних комнат спали дети, в другой – Ульрих с Аннеттой. Часть перегородки между этими комнатами занимала широкая кирпичная труба, идущая от очага, и Лизетта, проснувшись, стучала по ней кулачком, чтобы проверить, встали папа с мамой, или нет (Ульриха она уже давно называла и считала своим папой). Аннета поднималась очень рано, а Ульрих, если он еще лежал в постели, стучал в ответ, а потом начинал скрести по трубе и глухим голосом, с завыванием, говорил через перегородку: «Я – злой, ужасный Маргадон. Я пришел забрать Лизетту. Отдайте мне ее!». Лиззетта вскрикивала и затихала, а Ульрих снова, с такими же словами, скреб ногтями по трубе.

Заканчивалось все тем, что Лизетта со смехом и визгом прибегала к нему в комнату, залезала под одеяло, крепко обнимала его своими маленькими ручонками, и он слышал, как бьется ее сердечко. «Ты ведь не Маргадон, ты – папа?», – спрашивала она. «Да, я папа. Не бойся, мы же играем», – успокаивал ее Ульрих. «А Маргадон, он какой?» – расспрашивала Лизетта, которой было и жутко, и интересно. «Маргадон? Ну, он большой, косматый…». «А зубы у него есть?». «Есть». «А когти?». «Есть». «А что он кушает?». «Маленьких девочек», – со смехом отвечал Ульрих, целуя ее.

Она задумывалась. «А я дам ему кашки, и он не будет девочек кушать. Он, наверно, просто голодный. А еще его поглажу, и он станет добрым. Да?» «Да, моя птичка!» – Ульрих подхватывал Лизетту, и они вместе, очень довольные друг другом, шли будить братьев девочки, Франсуа и Жана, продолжавших спать, несмотря на шум…

Сейчас, пока Аннета поднимала детей, Ульрих достал припрятанный им подарок для жены, засунул его в заранее припасенный чулок и повесил к очагу – туда, где висели четыре других чулка около расставленных на полке раскрашенных и одетых в разноцветные тряпочки фигурок Девы Марии с младенцем на руках, Иосифа и ангелов с двенадцатью апостолами, пришедших поздравить Святое Семейство (а почему бы им не придти и не поздравить Богоматерь?). Все фигурки были изготовлены Жаном, Франсуа и Лизеттой; Ульрих вначале хотел запретить это подобие идолопоклонничества, но не смог лишить детей невинной радости.

Лютер в кругу своей семьи. Художник Густав Спангенберг

Вот наверху скрипнула дверь, вот по лестнице застучали детские башмачки, и вот дети вбежали в комнату.

– Папа, а Санта Клаус прилетал? – закричала Лизетта.

– Не знаю, не знаю, – сказал Ульрих, озираясь. – Что-то ничего не видно, подарков нет никаких: наверное, он заболел и остался в этом году дома.

– Да вот же подарки, папа! – Лизетта схватила чулки.

– И мне, и мне! – воскликнули Жан и Франсуа, отнимая их у нее.

– Ну-ка тихо, дети! – погрозила им пальцем Аннета. – Разве так себя ведут в великий праздник? Что надо сказать, прежде всего?

– С Рождеством, папа! – произнесла Лизетта, не отпуская, однако, чулки.

– С Рождеством, папа, – повторили Жан и Франсуа, тоже не желая расставаться с чулками.

– С Рождеством, дети! С Рождеством, Аннета! – Ульрих всех их поочередно расцеловал.

– А теперь можно посмотреть подарки? – спросила Лизетта.

– Давай посмотрим. Что тут, в первом? Сверток. А на нем написано «Жану». Это твой подарок, Жан. Держи.

Жан развернул полотняную тряпицу, перевязанную тонкой шелковой ленточкой, и подпрыгнул от восторга. У него в руках был настоящий нож в сафьяновых ножнах.

– Я о таком и мечтал! Спасибо Санта Клаусу! – Жан выхватил нож из ножен и порезал палец.

– Ох, острый! – еще с большим восторгом вскрикнул мальчик, облизывая капельки крови с пореза.

– Осторожнее, Жан! Не отрежь себе руку и не порань кого-нибудь, – сказала Аннета. – Ну, все, теперь держитесь наш старый стол и комод со шкафом!

– Ничего, – Ульрих достал подарок из второго чулка. – Здесь написано «Франсуа». Бери, Франсуа, свой подарок.

– Ух ты! Смотрите, мне Санта Клаус принес дудочку! У нее есть отверстия, значит, на ней можно играть по-настоящему. Вот здорово! – Франсуа плюхнулся на пол и принялся выводить на дудочке какую-то незамысловатую мелодию.

– Дай и мне подудеть, – с завистью попросила у него Лизетта.

– Сейчас поиграю и потом дам, ладно? – Франсуа на всякий случай отстранился от сестры.

– Смотрим следующий чулок. Что здесь за сверток? «Ульриху». О, да это мне подарил Санта Клаус! – Ульрих развернул свой сверток, в нем лежали замшевые перчатки.

– Какие красивые. Такие перчатки носят только знатные господ! – сказал он. – У графа Рауля я видел похожие. Наверное, они стоят больших денег.

– Санта Клаусу не жалко для дорого подарка, – Аннета прикоснулась щекой к щеке мужа. – И он знает, что ты сам себе ничего не