– Герр Жан, как видите, наши добрые горожане полностью согласны с решением комиссии: вы и ваш хор по праву стали победителями. Позвольте вручить вам денежный приз – десять золотых монет. Десять золотых, господа! – бургомистр показал кошелек толпе.

– Благодарю вас, герр бургомистр, но я и мой хор решили отказаться от приза и передать эти деньги на строительство Евангелической школы. В будущем из ее стен выйдут проповедники истинной веры, которые, подобно апостолам Спасителя, донесут свет Его учения до самых дальних уголков Земли! – четко разделяя слова, произнес Жан.

– О, герр Жан, как это благородно с вашей стороны! Господа, по решению герра Жана и его хора, причитающиеся им десять золотых я завтра же передам в городскую казну на строительство Евангелической школы, – бургомистр еще раз потряс кошельком, чтобы народ на площади услышал звон монет.

– Господа! – в свою очередь обратился к людям на площади Жан. – Я надеюсь, что и вы внесете свою лепту в строительство школы.

* * *

В сумерках Жан возвращался домой.

Жизнь города замирала. В окнах домов гасли огни, торопливо шли по улицам припозднившиеся граждане, слышались уже крики сторожей и показались первые патрули ночной стражи. Жан подумал, что надо бы сказать бургомистру о том, что с наступлением лета следует обязать уборщиков чаще мыть мостовые, а жителей и их слуг, выливающих горшки с нечистотами мимо сточных канав, штрафовать.

В целом же город производил благоприятное впечатление. Перестроенный после бунта центр приобрел обновленный, чистый, а главное, планомерный вид. Кривые улицы и переулки были спрямлены, узкие – расширены, тупиковые – получили выход. Кварталы бедняков, еще существовавшие в центре до бунта, были снесены. На их месте построили ряды аккуратных особняков для зажиточных граждан.

Выселение бедноты самым лучшим образом сказалось на общей обстановке здесь. Исчезли жуткие оборванные типы, слоняющиеся без дела по улицам, перестали мелькать опухшие пьяные рожи; стало заметно чище, и значительно снизилось количество преступлений.

Жану пришла в голову мысль – а не выселить ли вообще всех бедняков из города, за пределы крепостных стен? Таким образом можно было бы решить сразу пять проблем: первое – еще более оздоровить обстановку в городе; второе – еще лучше обустроить его; третье – получить еще большие прибыли от строительства; четвертое – обезопасить богатых горожан крепостными стенами от возможных выступлений бедняков; пятое – прикрыть крепостные стены снаружи бедняцкими районами от возможного нападения внешнего противника.

Жан даже остановился, чтобы лучше поразмыслить над этой идеей, так что ночной дозор, двигающийся ему навстречу, должен был рассредоточиться и обойти его с двух сторон. Солдаты почтительно приветствовали Жана, но он не ответил, застыв в глубоком раздумье.

Нет, такой план осуществить не удастся, решил Жан. Слишком мало пока в городе зажиточных граждан, чтобы можно было заселить ими всю городскую территорию. Но возможно, через несколько лет это удастся сделать.

Отбросив идею как несвоевременную, Жан продолжил путь. Он уже видел у своего дома факел, который предусмотрительный слуга зажег в ожидании хозяина, как вдруг из темноты появился силуэт человека. Жан отбросил край короткого плаща и положил руку на шпагу.

– Господин Жан, это я – Катарина, – раздался женский голос.

Жан остановился; девушка вышла на свет.

– Катарина? Что вы делаете здесь так поздно?

– Я ждала вас, господин Жан.

– Зачем?

– Я хотела поблагодарить вас: по вашему совету я обратилась к пастору, а он потом поговорил с моим дядей и убедил его вернуть мне наследство моих родителей. Так что до суда дело не дошло. Дядя вначале упирался, но как только узнал, что вы, господин Жан, проявили сочувствие ко мне, тут же сдался и после еще долго оправдывался, – Катарина улыбнулась, видимо, вспомнив испуг и растерянность своего дяди.

– Я рад, что все благополучно закончилось, – на лице Жана тоже мелькнула улыбка, что было большой редкостью.

– Еще я хотела поздравить вас: хор ваш выступил лучше всех. Я плакала, слушая, как вы восславляли Спасителя, – восхищенно сказала девушка.

– Вы, наверно, часто плачете? – спросил Жан с развязностью, которую никак не предполагал в себе.

– О, нет! Не часто, – Катарина охотно приняла его тон. – В монастыре меня даже упрекали в бесчувственности. А я не бесчувственная, просто я уверена, что в моей жизни все будет хорошо. Господь охраняет меня от напастей и всегда приходит на помощь, когда мне трудно.

– Да? Вы в этом уверены, и тому есть доказательства? – произнес Жан с непонятным выражением.

– Да. Вот хотя бы в последнее время: я не знала, как мне вырваться из монастыря, и вдруг монастырь закрыли. Я осталась без денег, но прошло две недели, и дядя отдал мне мое наследство; я теперь богата. Может быть, гордыня ослепляет меня, но мне кажется, что Бог помогает мне. Если я заблуждаюсь, господин Жан, укажите на мои ошибки, – Катарина смиренно опустила голову.

– Вы не так поняли. Я не с осуждением спросил, уверены ли вы, что Господь охраняет вас и приходит на помощь, когда вам трудно. Я удивлен, потому что могу сказать то же самое про себя. У нас с вами много общего, – Жан неожиданно запнулся и замолк.

Катарина стояла совсем близко от него. Рядом были ее большие глаза, ее полные губы, ее румяное лицо, ее крепкая грудь, обтянутая темным платьем, и от всего этого исходила волнующая притягательная сила, которой нельзя было больше противиться.

– Как вы не побоялись одна придти сюда, вечером… И как вы пойдете домой… – выдавил из себя Жан и опять замолк.

И она молчала, призывно глядя на него.

– Выходите за меня замуж, – сказал он тогда то, что должен был сказать.

– Я согласна, – тут же ответила она. – С первой минуты, когда я увидела вас, я знала, что буду вашей женой.

– Идемте к пастору, пусть он нас обвенчает, – Жан взял ее за руку и решительно зашагал по улице.

– Но сейчас ночь, – возразила Катарина, не сопротивляясь ему, однако.

– Еще только вечер, пастор не спит, а если спит, я его подниму. Мы поженимся немедленно. В эту ночь ты останешься в моем доме; ты останешься в нем навсегда.

– Я знала, что так будет. Бог соединил нас. Разве я не говорила, что Он помогает мне? – сказала Катарина, и в голосе ее прозвучали торжество и радость.

* * *

– Позвольте поздравить вас с женитьбой, герр Жан, – широко улыбаясь, проговорил бургомистр. – Весь город с самого утра только об этом и толкует. Однако какой вы скрытный! Никто ничего не знал до того момента, как вы подняли пастора с