Вот, все сказала вроде.

Любица так и застыла столбом. Воевна руками всплеснула, да и села на подушки, глядела на княженку, будто та кощуну говорила.

— Да что ты? — выдохнула наконец. — Что за глупости? Какой он тебе муж? Он хоть кто?

— Говорит, кариярскому князю служит.

— Все они тати! — воскликнула боярыня в сердцах. — И заявились же на нашу голову! И тебя отдать вынудили, а ведь правильно князюшка не хотел!

— Да, правильно, — должна была признать Велька, — ему бабка насчет меня завещала, чтобы далеко не везли, а замуж сразу отдали. Тогда бы сила моя не проснулась. А вышло все по-другому. Сила это такая, что отказаться от нее трудно. Я вот смогла, потому что уже полюбить успела.

Воевна опять руками всплеснула:

— Это ты брось! Полюбить! Ну, полюбила и полюбила. Мало ли. Что случилось, то случилось, но уж дальше батюшка твой пускай решает. А волхвы на что? Все уладят, у богов спросят, людям скажут… Вот! Как Боги Светлые захотят, так и будет! Вернешься домой, в Верилог… — вот и она про то же, будто от волхвов все теперь зависит…

— Не вернусь я в Верилог, — сказала Велька тихо, но твердо. — А вы не бойтесь, Даруна все про меня батюшке объяснит, и что нет вашей вины в том, что случилось, только судьба моя.

— Как не вернешься, как не вернешься?! И думать, девка, о таком забудь! — боярыня тяжело поднялась, руками в бока уперлась. — Хоть как, да отвезем тебя к батюшке! Это же надо, княженка за кого попавшего замуж собралась! Да разве же такое бывало?

Велька только глянула и промолчала.

Понадобится ей уйти — никто удержать не сумеет. А зря разговоры говорить зачем?..

Так и стало: Велька из своего шатра, теперь отдельного, только для нее и Любицы, почти не показывалась, Любица от нее не отходила и заговаривать бросила — поняла, что княженке только молчать и охота. Возле шатра кмети стояли, охраняли, челядинки, если позвать, бегали шустро и все веленья исполняли, но лишний раз не заглядывали: опасались, видно, что и правда на княженке осталось что-то вредное и опасное. Да и не было от Вельки никаких велений, только Любица распоряжалась. Воевна изредка заглядывала, все ходила, губы поджав, словно злилась то ли на княженку, то ли на весь свет…

Вот вернется Венко…

Это же сколько дней его прождать придется?

А наутро отъезд назначили, и не берегом чтобы женщинам всем ехать, а на кораблях кариярских. И возражений Велькиных слушать не стали…

Ведь Венко на корабли никак не попасть, значит, и не встретиться им по дороге!

Не сразу решилась Велька боярина Миряту позвать для разговора, послала к нему уже ближе к вечеру. Пришел боярин. Поклонился, Велька ему поклонились тоже, Любицу взглядом попросила уйти — та вышла. Сел боярин на низкую скамеечку, руки на колени положил, Велька на свое место вернулась, среди подушек.

— Эка вот, — вздохнул боярин, — так значит, княженка. Здорова будь, значит. Думал я, всем на счастье тебя привезем в Карияр, а оно вон как, — и посмотрел на Вельку с сочувствием, — а жаль-то как! Рассказали мне, что ты имена моих княжичей разгадала. Хитра ты! И то скажу, они ведь, княжичи, уже на середине пути с рукобитьем спорить стали, кто на нож, кто на что, что ты до Карияра все угадаешь, и про имена их, и про… прочее тоже.

— Про Волкобоя?

Встрепенулся боярин:

— Что говоришь?..

— Мирята Веденич, мне Венко наказал от тебя ничего не скрывать. Знаю я про него, и про Волкобоя, значит, тоже, хоть и не угадала…

У боярина глаза посветлели, как про Венко услышал.

— Так ты его видала, что ли? Знаешь, значит. И что? Куда его унесло-то, паршивца, прости меня его чуры?

— За оборотнями. Ты, Мирята Веденич, сначала послушай…

И рассказала она все: про оборотней, про свою лесованскую свадьбу, про Волкобоя, про сожжение на краде и что из того получилось, и как она вернулась, и про Венко…

Про иной мир, в который она жар-птицей слетала, и про все там случившееся не стала говорить — не касалось это боярина.

Боярин слушал со всем вниманием, и к концу рассказа лицо его все больше разглаживалось.

— Так, выходит, княженка… — он выразительно постучал кулаком по ладони, — ты с ним, стало быть, с Венко? Он, значит?..

Велька кивнула.

Боярин заулыбался, глаза его радостью залучились.

— Ай, хорошо! Какая радость, и дышать теперь мне легче! Велеславна, милая, хорошо-то как! Я думал, что этот… оборотень, что б его три раза перекорежило! А тут вон как, значит… Только что ж он один-то, сам за ними пустился! Ох, шалопут. Мог бы помощников взять. Кого-то из оборотней наших. Да и я бы пошел. Дело-то какое! Нет, оно конечно, ему след упустить нельзя было. Да и, когда в шкуре, не мастак он объяснять, что к чему. Ну, ладно. Ты сильно не бойся. Справится он, вернется. Я его вот с таких лет растил, знаю, ловкий он, и соображает вовсе неплохо, — боярин показал рукой от земли чуть выше своего колена. — Я его учил. Справится. Ждать будем, значит.

— Мирята Веденич! Так, значит, меня и впрямь за княжичей и не прочили, ни за кого? Вот и Велемил обмолвился тогда Чаяне… Ириней то есть.

— Да, Велеславна, — боярин посмотрел на нее покаянно. — От Венко мы о тебе и прознали. Полюбил он тебя, как увидел, для него и взяли. Сказать как есть не могли, сама понимаешь, лукавить пришлось. Так ведь… Он и тебе сразу был по нраву, верно? Ты ведь не в обиде?

— Но он не княжич? — уточнила Велька.

— Нет, — боярин взглянул с еще большим раскаянием.

— Я-то не в обиде. А вот батюшка мой, князь Велеслав, что скажет?

— Так далеко теперь твой батюшка, — боярин лукаво усмехнулся, — а и скажет что — послушаем. Ты, Велеславна, боярыням своим пока лишнего не говори, сделай милость, погоди до Карияра. Уже не на седмицы, а на дни счет пошел. А то боюсь я старшую вашу, все жду, что она мне бороду выдирать начнет. А в Карияре, может, и утрясется все? — и смешно за бороду взялся, оберегая, чтобы не выдернули.

— Не скажу, Веденич, не бойся, — усмехнулась Велька.

Ей и самой так спокойнее казалось и лучше, чтобы никому ничего не говорить.

Утром погрузились на корабли. Вся суета прошла мимо Вельки, она лишь поднялась вслед за Любицей по пологой доске-сходням на корабль с медвежьей мордой на носу и стала у борта, глядя на берег. Видела, как на другой корабль, на носу которого скалилась узкоглазая рысь, поднялись Чаяна и старшая боярыня. Чаяна сестру увидела, улыбнулась, рукой приветливо помахала, Велька махнула в ответ. Княжна была нарядная и чудо какая красивая этим утром, смотрела гордо — хороша из нее была бы княгиня в Карияре. Велемил следом поднялся, встал рядом, довольный, счастливый… не Велемил, Ириней.