А ведь сестре и не сказали еще, должно быть, что жених ее, которому обручье отдала, — Ириней, ее суженый, резами предсказанный?..

Чувство вины кольнуло: она-то, Велька, получается, все знает, а если правду скрывать — тоже ведь обман. Только что бы изменилось, знай сестра правду? Отказалась бы она от жениха?

Вряд ли. Она ведь его открыто, своей волей выбрала, материнскую волю исполнила и, стало быть, волю богинь, Макоши и Лады. Тут, должно быть, и князь Вереней перерешить не сможет…

Жаль. Пусть бы сестра стала женой кариярского наследника, к такой участи ее всю жизнь готовили: как пройти, как глянуть, что сказать…

И батюшка точно был бы доволен, если бы его внуки были наследниками кариярского престола, а не братьями наследников.

Горибор и Ириней… то есть Велемил и Яробран на берегу толковали о чем-то с боярином Мирятой. Они на корабли не шли, остались, чтобы со своими людьми дальше посуху ехать.

Может, Венко встретят…

Отвернулась Велька, стала смотреть на воду. Решила ведь уже, что нет ей дела до кариярских княжичей, да и о батюшкиных желаниях ни к чему теперь тревожиться! Вот и пусть будет так. А им, наверное, до нее дела не будет, как уедет она с Венко в ту обещанную глушь с лешими.

А то, что показался ей Венко в Нави в княжеском поясе, — так Навь явное искажает, не так показывает, смысл у всего непростой бывает, не сразу понятный.

Неявный.

Вот так вот, раздумья нет-нет да и возвращались, но не были ни настойчивыми, ни тревожными, и прогнать их было легко, и ни о чем не думать тоже легко. Велька и не подозревала, как это легко и приятно — ни о чем не думать, ни о чем не тревожиться.

Ей все равно.

Пусть бы только Венко скорее вернулся.

Широкая мужская ладонь легла на темные доски борта рядом с Велькой.

— Здравствуй, сестрица.

Яробран… который на самом деле Горибор.

— Здравствуй… братец, — Велька покосилась в сторону Любицы, но та теперь стояла поодаль, с мужем, его наставления слушала.

Княжич был нездоров, на клюку опирался, перекосившись, и шрамы на лице и руках у него появились новые.

— Поправляешься, Горибор Веренеич? — на раны его она посмотрела внимательней, чем на берег и на речную воду, тряхнула головой, словно сбрасывая не ко времени одолевшее наваждение.

Может, ей и все равно, но вот перед ней ее брат, и его лечить нужно, и силы у нее вроде как стало больше против прежнего. Значит, не так уж и все равно…

— Поправляюсь, Велеславна, — ясно улыбнулся княжич, блеснул ровными белыми зубами, — у нас род живучий.

— Ты меня сестрой зовешь. Почему, если я вам невеста вроде была?

— Ну, — он смутился, глаза опустил, — объяснил ведь тебе боярин наш, что не нам ты была невестой? Не сердись, — попросил, — причина есть, чтобы было так. Важная причина. Когда все узнаешь, не будешь сердиться.

— Хорошо, погожу сердиться, — пожала она плечами, — только ты меня ведь правильно сестрой зовешь. Сказали мне недавно, что у нас один дед, боярин рысий, значит, матушка моя твоей матери сестра.

— Вот так да! Дед Старх Каримыч матери твоей отец? — удивился, посерьезнел княжич. — И кто же тебе сказал? Твой отец нам не говорил…

— Может, сам не знал. Бабушка, видно, и от него многое таила. Она меня хотела от моей же крови спрятать, видишь, не получилось. А сказала мне огневка… знаешь про таких?

— Как же не знать. Значит, ты и впрямь в жар-птицу перерождалась? — покачал головой княжич, удивленно и как-то по-новому глядя на Вельку. — Слыхали мы, да верить трудно.

— Меня Касмет на краде сжег, а я жива. Можешь, конечно, и не верить…

— Верю-верю! — будто светлые огоньки зажглись в его глазах. — И для меня это радость, и дед обрадуется, сам приедет на тебя поглядеть или к себе в гости зазовет! От Озерска там два дня пути всего. Я помню, да, слышал, что была у деда жена огневуха, только давно и недолго.

— Он и Венко обрадуется?

— Куда денется! — рассмеялся княжич, накрыв ее руку своей ладонью. — И я с вами постараюсь навязаться, так что и мне он радоваться будет! Если князь-батюшка другое дело какое не сыщет! Хотя я вот, видишь, когда еще… — он кивком показал на свою клюку, оставил ее, обнял Вельку, — сестренка, значит…

И от его смеха, и от его короткого, именно что братского объятия потеплело в душе у Вельки. Вот и брат у нее есть, выходит, и дед. А думала, что в чужой край едет!

— Пока доедем, я тебя вылечу совсем, — пообещала она, с удовольствием ощутив, как от силы прихлынувшей, пока небольшой, закололо в пальцах, — наверное, смогу.

— Да разве ж я против?..

Тем временем уже поставили мачты, закрепы забили, паруса разворачивать стали, кормщики приказы кричали… и послышалось среди этого шума Вельке, что вроде как крылья большой птицы захлопали рядом, она удивленно оглянулась — что тут может быть за птица такая?

Не птица. Или уже не птица. Огневка Заринья. Стояла неподалеку от корабля, прямо на воде, и вода вокруг нее золотилась.

— Что там?.. — удивился княжич, глядя, куда и она.

Он ничего не видел.

А Велька уже позабыла, что княжич рядом, смотрела на Заринью.

— Не захотела мне сестрой быть? — покачала та головой, вроде и с упреком, и с грустью, но с грустью светлой, без злости. — Что ж, ладно, твой выбор, Аленьина внучка. Значит, у тебя дочка родится, так что запоминай наши семь имен: Жинья, Аленья, Заринья, Велья, Горинья, Суранья, Энья. Твоей дочке, значит, Гориньей быть. Другое имя и не пытайся давать, судьбу и кровь свою не обманешь. Как бы ты ее ни звала, а быть ей Гориньей, дочкой Вельи, поняла?

— Поняла! — ответила Велька.

А в памяти ее имена эти как выжгло сразу же: Жинья, Аленья, Заринья, Велья, Горинья, Суранья, Энья. Кажется, хоть когда повторила бы, не перепутав. Три имени ей родные, а остальные странными кажутся, непривычными, и не хочется дочкам такие давать…

— Чтобы жила твоя дочка, имя дай ей правильное, поняла?

— Поняла, — повторила Велька.

Хочется не хочется, а бабка Аленья тоже не посмела дочке и внучке другие, неположенные имена дать.

— А сыновья у меня будут ли?

— А как же, — кивнула огневка, — сначала сын, потом дочка, потом снова сын, а там и еще, может… Что нам до них? Пусть будут, а силу нашу кровную возьмет твоя дочка. Ну, счастья тебе, Велья, Аленьина внучка. Не прощаюсь, еще повидаемся.

— Спасибо тебе, — Велька поклонилась в пояс, а Заринья улыбнулась, рукой махнула и… прям с воды поднялась в небо огненная жар-птица и быстро исчезла.

Как не было ее.

— Ты чего это? — подбежала встревоженная Любица, и Горибор-Яробран смотрел с недоумением.