Да, именно туда, вперёд, устремились наши друзья-товарищи: Санька Смирнов, Венька и Сэм Вайншток, и именно «ол-ле…»

Если читатель подумал, что о самой красавице Гейл мы как-то забыли, выпустили её из вида, или упустили, он ошибается. Наоборот. Мы о ней помним, более того, видим её, знаем что делает, чем сейчас дышит, чем занимается. Просто нюанс последних дней жизни военных музыкантов заставил пристально наблюдать именно за ними, особенно, может быть за Санькой Смирновым и другими. Это и не удивительно, если учесть, кто они вообще, и что в данный «исторический» момент с ними произошло. Не часто такое случается, если не сказать никогда, из рокеров — в солдаты, из казармы — в посольство, из оркестрового класса — в Стокгольм, и вообще… Размеренная их прежде жизнь — половинными нотами в такте на четыре четверти, вдруг, сменила характер на тридцать вторые, а теперь уже и на все шестьдесят четвёртые ноты… А это большая разница, огромная. Темп другой, характер, дыхание, ощущения, оценки… Попробуйте с «lento», мгновенно перейти на «vivace», или «prestissimo», — узнаете! Офонареть — грубо сказать, если без подготовки!! А они точно не готовились! Точно не собрались!

Но, выравниваются уже. Справляются с темпом. Достаёт техники, догоняют…

К тому же, Гейл не только жила в другой стране, в другом социальном статусе, других моральных и материальных ценностях, но и в другом жизненном темпо-ритме, в других красках, в других эмоциональных ощущениях, но… В ней самой, что-то, по возвращении из России, непонятное в душе всё же произошло. Пусть и неосознанное ещё, мы говорили об этом, внесло уже разлад в её жизнь, в её планы, даже в планы Стива Гладстона-младшего, жениха Гейл. Он возможно первым угадал изменения, вернее, их намётки. И это напугало его. Он боялся задать прямой вопрос, боялся ответа, поэтому выбрал верную для себя тактику — быть рядом. Не всё время, конечно, а часто, по крайней мере гораздо чаще, чем раньше. Благо возможности Интернета позволяли хоть непрерывно, хоть время от времени находиться в рабочих процессах.

Послеполуденное летнее солнце, спрятавшееся за высокими перистыми облаками, как за белёсым небрежным мазком кисти художника на ярко-голубом полотне холста, не слепило, как могло бы, а позволяло отчётливо видеть мельчайшие полутона красок леса, как вблизи, так и на расстоянии, глубокую цветовую палитру подлеска, зелень травы, воздушные шары, слабую дымку возле горизонта, резкие штрихи птиц парящих в вышине.

Сидя на открытой террасе маленького кафе, украшенного цветами, искусственным водопадом, баровой стойкой, чудесным меню, предлагавшим на выбор три европейские кухни и две азиатские, всё это рядом с трассой, почти в середине маршрута, оставив велосипеды в специальной «гребёнке», Гейл и Стив отдыхали. Стив вытянув ноги, откинувшись на спинку кресла, закинув руки за голову, закрыв под солнцезащитными очками глаза, как гурман, втягивал носом воздух, мысленно пытался препарировать его на составные элементы: озона по его подсчётам было избыточно. Его бы «консервировать» и продавать в центре Нью Йорка, лениво размышлял Стив, чутко вместе с тем прислушиваясь к состоянию своей спутницы, неплохой бы бизнес получился. Гейл потягивала через трубочку безалкогольный коктейль, время от времени отвлекаясь на испуганные или восторженные звуки, изредка доносившиеся с тех или иных невидимых участков спортивных трасс. Стив находился в умиротворённом состоянии, на лице Гейл играла рассеянная улыбка.

Несколько десятков столиков за их спинами были заняты. В основном парами, в основном в возрасте. Туристы. Большинство с кинокамерами, фотоаппаратами, почти все в модных спортивных очках, модной спортивной одежде… Были и молодые люди… Студенты. В дальнем углу террасы, соединив два столика, они не громко и весело разговаривали на многоязычной студенческой жаргонной смеси, чему-то смеялись… Остальные разговаривали не громко, с достоинством. Гейл, кроме привычных европейских, различила даже китайскую речь. Интуристы. Люди наслаждались покоем, чистым воздухом, успокаивающими красками леса.

— Невероятно чудесно! Правда, Стив? — чуть поворачиваясь, произнесла Гейл.

Стив с удовольствием отвлёкся на её голос. Голос снова был прежним, каким он его знал тогда, раньше, до её поездки в Россию. Звучали те же нежные, ласковые, мечтательные, любимые его обертоны.

— Да, почти Альпы! — не шевелясь, боясь разрушить очарование, откликнулся он. — Так бы и сидел здесь, с тобой, закрыв глаза, впитывая тишину!

Девушка светло вздохнула.

— Закончится мой контракт, обязательно поеду в Японию. Хочу!

— Почему в Японию? — через паузу, спросил он. В их планах такого не было. Он не помнил.

— Хочу понять механизм самопознания… — ответила девушка.

— Ну, дорогая, для этого потребуется целая жизнь, и нужно быть японкой, или азиаткой. — Не столько споря, сколько провоцируя, мрачно отозвался Стив.

— Значит, выйду замуж за японца… — легко ответила Гейл, и рассмеялась. — Шучу! О! — отвлекая Стива от дальнейших размышлений, воскликнула она. — Смотри, Стив! Наверх. Видишь, трое? В ярких майках…

— Ну, и что? — удивился молодой человек, не тому, что кого-то там трое, а мелькнувшей в голосе девушки отстранённости, той, недавней.

— Мы с тобой спускались по первому маршруту, — пояснила Гейл. — А они сразу по трём…

А Венька со Смирновым и Сэмом и не могли по одному маршруту ехать. Не солдаты, извините, цепочкой, затылки друг у друга разглядывать. Александр Смирнов вообще на такую тему ни секунды не размышлял. Когда от него отцепились инструкторы, он во всю силу крутанул педали, переднее колесо само и выбрало тропу. Венька, тот всегда первым привык быть и на авансцене, и в… везде, непроизвольно дёрнулся чуть левее. Хорошо понимая, — обязан обогнать друга, должен. Из молодецкого азарта и дружеского расположения. Он первым должен принести хорошую весточку Саньке, найти Гейл. Что касается Сэма, Сёмы, то и тут не так сложно. Пожилой продюсер вообще никуда не спешил. Да, совсем. Не «мальчик», извините, «сломя голову» пускаться в погоню. Он хорошо помнил иронию в голосе первого инструктора относительно мотоциклов. За этим точно скрывалось предупреждение. Для Сёмы предупреждение. И Сёма это услышал, Сёма раскусил. Поэтому, стартанул вяло, неторопливо, намеренно пропуская мелькнувшие впереди себя спины молодых, азартных парней. Давая понять, уж он-то профи, его конёк на финишной прямой… вильнул передним колесом левее. И кажется не прогадал, не подвело чутьё мудрого… продюсера. Тропа была прямой, практически пологой. Сёма, в тайне радуясь своей интуиции, слегка нажал на педали…

Саньке Смирнову нажимать на педали особо и не пришлось. Его старт был таким мощным, что если б на лыжах так пришлось, с трамплина, он бы вообще неизвестно куда залетел, как тот дельтаплан. Здесь же пришлось непрерывно тормозить, сворачивать, уклоняться от веток, нырять в кустарник, держа в поле зрения извилистую тропу, мелким серпантином уходящую вниз по склону. В ушах свистел ветер, по лицу иной раз, по плечам, локтям, коленям, били увесистые ветки — хорошо, очки и шлем спасали, гасили удары. А колени, локти и плечи он кажется не чувствовал. В сильном возбуждении и тревоге, Санька ужасно торопился, намеренно торопился. Быстрее колёс велосипеда был, гораздо быстрее. За спиной он никого не слышал — при таком-то старте! — но с удивлением заметил мелькающую несколько левее и почему-то уже впереди себя яркую Венькину майку. Как это? Его обогнали?! Не может быть! Раз за разом, Санька нажимал на педали…