Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот моя визитная карточка. Пожалуйста, — Гейл протягивает полицейскому карточку.
— И моя тоже, — достаёт и Стив.
— У-у-у, — вглядываясь в карточки, уважительно восклицает офицер. — Американцы! О-о-о!.. Супер важные персоны! Умм… Очень хорошо! Спасибо, мисс! Спасибо, сэр! К вашим услугам. — Бросает руку к козырьку фуражки. — Я их освобожу, но под вашу ответственность. Если пострадавшая сторона не обратится в суд, то все будет нормально. Но пока это не выяснится, они не могут покинуть страну. Они ведь русские. Вы знаете об этом?
— Русские? — переспрашивает Гейл.
— Да, из России, — уточняет офицер и жестом приказывает выпустить задержанных. Отстегнув от наручников, их выпускают.
— Выходите.
Потирая освобождённые запястья, друзья выбираются из полицейской машины.
— Алекс! Смирнов! — удивлённо и вместе с тем обрадовано восклицает девушка на английском языке.
Она выглядит особенно молодо и свежо. Как школьница. И ямочки на щеках, и глаза большие, от удивления распахнутые, сейчас не голубые, здесь в тени деревьев, а тёмно-синие, и тонкий загар на плечах, руках, ногах… Бейсболка на голове… Майка с орлом и светлые шорты хорошо оттеняют спортивность фигуры и цвет кожи. Она — молодость, задор и очарование…
— Здравствуйте, Гейл! — Смирнов краснеет и мнётся. С момента её отъезда, она стала ещё красивее, но, вместе с тем, его сердце не слышит того страстного толчка в себе: «Это она! Да, она!!», — на что он надеялся! которого ждал! о котором мечтал! И в её глазах он увидел, была только радость от неожиданной встречи и удивление… Радость и удивление! Не более! Воздушный шарик лопнул. В сердце Александра мелькнула обида… Но сдаваться было пожалуй рано… Хотя… Нет, не такой он себе встречу с ней представлял. И не в таком качестве.
— О-о-о! Русская водка «Смирнофф»?! — восклицает и Стив. Это единственное, чему он нашёл удивиться в этот момент.
Его вопрос проигнорировали.
— А это Вениамин и Семён Вайншток, — глядя на девушку, бормочет Санька.
Он и вправду растерялся. Девушка сейчас не кажется ему ближе. Вернее она всё та же! Внешне даже лучше, на много лучше! Так же радостно приветлива, с теми же дружескими нотками в голосе, но любви, той, на которую он надеялся, какую представлял, которую нафантазировал себе, в ней не было… Она радовалась ему как старому знакомому, непонятно как оказавшегося здесь, перед ней, или как заботливая и нежная сестра… В принципе, по возрасту так оно и было… Но, очень трудно было Александру расставаться с иллюзиями… Может быть не всё потеряно? Может быть… Быть может!
Глаза Гейл светились теплом, любопытством и участием…
— Алекс, как вы здесь оказались?! — восклицает Гейл. Уж кого-кого, а Смирнова она точно не ожидала здесь увидеть…
— Вас искал.
— Меня?! Но зачем? Мы вас ждали в Оргкомитете, а вы… Вас и в аэропорту не оказалось… Почему? Мы вас потеряли, Алекс… Что случилось? С вами всё в порядке?
— Да, всё хорошо… И в аэропорту мы были, только…
— Значит, вы знакомы? — перебивая, риторически спрашивает офицер, и сам себе замечает. — Тем лучше. Визитные карточки у меня. Так что, если всё обойдется, мисс, я буду рад, — торопливо при этом забирается на переднее сиденье полицейской машины. — Всего хорошего, господа. Желаю удачи! — с вежливой улыбкой бросает он, и хлопает дверцей кабины…
— Да-да, конечно, господин офицер, пожалуйста, — кивает Стив, в окно проезжающей мимо полицейской машине. — Нет проблем.
Кто-нибудь из читателей, например, знает в чём главная разница между стокгольмской пятизвёздочной гостиницей, что в Швеции, и, скажем, российской воинской частью, что под Москвой? Не знаете? То-то… А наш полковник Ульяшов знает. В том, например, что в ней нет плавательного бассейна, а в гостинице есть. Вся разница. Разница вся, но важная. Потому что после «трудной» ночи, вернее «тяжёлого ночного дежурства» самое то поплескаться, пошлёпать ластами, шевельнуть жабрами… К тому же, такие нимфы плещутся рядом… Посмотрите! Оглянитесь! Дух захватывает, тонус восстанавливается, желания и мысли странным образом приобретают параллельные направления, задолго до горизонта быстро сливаются в одну, совпадают.
Натали с Верунчиком, разбудили психолога Лёву почти в двенадцать часов дня, по Стокгольмскому естественно времени. Не открывая глаз, Лев Маркович мгновенно вспомнил все прелести прошедшей ночи. Что он… они… вытворяли! Не мысли армейские фронтом выстроились — как должны бы! — они безнадёжно отставали, за периферией сознания были, а чувства накатили… Яркие, мощные, приливами… Как с горы, как на качелях: то в поднебесье, то вниз… Как на американских горках, что в парке имени Горького, в Москве… Правда там Лёва побоялся «оторваться», а здесь, с девчонками — не устоял. Эти чувства словами не передать. Ещё тактильные воспоминания вдобавок наплыли, когда: кончиками пальцев, губами, языком, грудью, животом… О-о-о… Это что-то! Полный улёт! И притягивающий внимание, «царапающий» воображение цветной паук, таттуаж на Веркином животе, вместе с изящной, подвижной, когда Нателлина левая грудь волнуется, силуэтом зверька ласки на ней… Их руки, волосы, груди… и всё остальное, и вправду чуть жизни от восторга Лёву не лишили… Но он справился. И не потому, что настоящий полковник, а вообще… Почувствовал мужской азарт, задор, неожиданную силу… Главное понял, что эта страница в его жизни освещена мало, практически не освоена. Позиция — сверху, или на боку, — действительно вчерашний день. И здесь, получалось, военнослужащим его уровня перестраиваться было нужно. Как и всему обществу в его стране, всей экономике, и прочему всему.
Вода в гостиничном бассейне на удивление была приятная. И не тёплая, «мыльная», «парная», и не холодная «колючая», с ознобом, а самое что-ни-на-есть… «научно обоснованная». Какая и нужна в этот момент.
И народу не много. Десятка полтора «голов» плещется. Среди них и Лев Маркович Ульяшов со своими фанатками: Верунчиком и Нателлой. В отличие от других, Ульяшов плавал шумно, мощно, с расчётом на публику. А девушки наоборот, почти недвижны, позволяя хорошо рассмотреть призывные конфигурации своих молодых тел, и откровенность купальников.
На одной из боковых стен бассейна, почти во всю его стену, вмонтирован плоский экран телемонитора. То самих пловцов в воде показывает, особенно курьёзные ситуации, подглядывая невидимыми объективами телекамер, то весёлые мультфильмы, то рубрику канала Euro News «No Comment» со всяческими евро-мелочами, разный политический мусор…
Ульяшов почти наплавался, уже два раза показал девушкам как «сом играет», вспомнил свои давние «успехи» в водном поло. Давно было, но кое-что помнилось. Девушки в восторге были. Главным образом от того, как Лёва, всеми стилями, ловко «лопатил» воду мощными руками, взвинчивал ногами, неожиданно исчезал под водой, потом неожиданно всплывал, конечно, между ними, или под… Уматно всё было. Клёво. Здорово плавал Лёва. Как дельфин, как морж, или нерпа… Нет, как все они сразу. Девушкам нравилось. Они веселились. Позабавило и то, как этот сом играет. Сом — это рыба. А играет, значит, хвостом бьёт. За неимением хвоста, Лёва, понятное дело, бил ногой. Одной, причём, и так мощно, не успей Верунчик руку убрать и голову, быть бы переломам не совместимым с жизнью… Но она успевала, Лёва предупредил, точнее подстраховывался. На счёт «три», Верунчик со смехом и жеманничая, громко шлёпала по воде рукой, и отскакивала, через секунду мелькнувшая из-под воды Лёвина нога, только она одна, мощно бабахала по вспухшему фонтанчику, окатив всех водой и… всё… Чуть позже, как и в самом начале, где-нибудь в стороне над водой бесшумно показывалась сначала Лёвина шапочка, медленно-медленно, потом так же медленно глаза, и нос. В глазах невозмутимость и вопрос: «Ну как?» Девчонки визжали от непонимания «как это?», и восторга, аплодировали: «Отпад! Полный отпад!»