предложение делал, якобы. Но красавица, по утверждению Карпова, тоже слегка увлеченная Есениным, лукаво ответила: «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань». В 1925 году Лариса Рейснер тоже жила в 5-м Доме Советов.

Романов переулок, дом 3

Нарышкинский переулок, дом 14

В марте 1926 года литературный мир Москвы в третий раз за короткий промежуток времени был потрясен безвременной смертью в своих рядах: сначала страшная смерть Сергея Есенина в конце декабря 1925 года, в феврале 1926 похоронили красавицу Ларису Рейснер и в марте снова печальная весть – скончался от менингита Дмитрий Фурманов. Есенин и Фурманов друзьями не были, но в биографиях обоих много общего. Дмитрий Андреевич – крестьянин по рождению, печатался с 1912 года, служил в Первую мировую в санитарном поезде, тоже примыкал к эсерам… В рядах РКП(б) Фурманов с 1918 года, был хорошо знаком с М.В. Фрунзе, с марта по июнь 1919 – в качестве политработника в 25-й стрелковой дивизии легендарного Чапая, из-за личного конфликта с которым переведен в Туркестан начальником политуправления.

Сильно контужен. Награжден орденом Красного Знамени. Комиссован. В 1921 году переезжает в Москву. С первых же дней посещает популярное кафе имажинистов, впечатления фиксирует в дневнике: «Сегодня Мариенгоф в «Стойле Пегаса» читал «Заговор дураков». Он эту вещицу назвал, кажется, трагедией, а по-моему, имя ей – чушь <…>Он ломался, кривлялся, строил мину, претендовавшую и на глубину, и на презрительность ко всему сущему. <…>В «Стойле Пегаса» – сброд и бездарности, старающиеся перекричать всех и с помощью нахальства дать знать о себе возможно широко и далеко. Сам Мариенгоф – типичный лощеный франт. <…>Кстати, забыл <…>оговориться относительно Есенина: он с Мариенгофом по недоразумению. Из Есенина будет отличный бытовик – я это чувствую». Итак, с первых же дней своих в Москве Фурманов знакомится с Сергеем Есениным, посещает всевозможные литературные кафе, Дом печати, Союз писателей – все места, где собираются творческие люди и где бывает Есенин. С сентября 1923 года Фурманов работает в Госиздате. Он политредактор, редактор современной художественной литературы. С 1924 года еще и секретарь Московской ассоциации пролетарских писателей. Профессионально занимается литературой. Самые значительные его произведения – «Чапаев» (1923), основанный на дневниковых записях, и «Мятеж»(1925). Максим Горький критикует его стиль: «Вы пишете наспех, очень небрежно и Вы рассказываете как очевидец, но не изображаете как художник». Несмотря на недостатки, книги его имели шумный успех: писатель хорошо знал революционную действительность. Испытывая личную симпатию к Фурманову, «попутчик» Есенин был чужд его идеологии – идеологии МАППА. В творчестве он не терпел «намордника», «влияния». Справедливости ради, необходимо отметить, что Дмитрий Фурманов, как неглупый и честный человек, одним из немногих отстаивал необходимость литературных дискуссий, выступал против поголовной пролетаризации литературного процесса. С первых дней сентября 1925 года по делам собрания собственных сочинений Есенин ежедневно общается с Фурмановым. Встречаются в Госиздате, где готовится корректура, на совместном отдыхе: на даче А. Тарасова-Родионова в Малаховке в компании Анны Берзинь, Артема Веселого, Березовского… Была там с ним и Софья Толстая. При тесном общении встречались, по логике вещей, и в семейном кругу. Фурманов жил в Нащокинском переулке, 14. Есенин просил Ивана Евдокимова написать предисловие к его собранию, а Фурманов убедил его написать автобиографию. Фурманов: «<…>я ему подробно указал, что нам надо: по линии человеческого жития, литературного роста, политических влияний и политического состояния». Есенин (в беседе с А. Тарасовым-Родионовым) сетовал: «Все хотят, чтобы мы были прилизанными, причесанными паиньками.

Заставили меня написать свою автобиографию. Но разве в ней можно было написать эту правду? Давай лучше уничтожим ее. Скажи Евдокимову, чтобы ее уничтожил. Ведь в ней все ложь, все ложь». Надежда Мандельштам писала после гибели Есенина: «Мандельштам говорил, что Есенина сгубили, требуя с него поэму, «большую форму», и этим вызвали перенапряжение, неудовлетворенность, потому что он, лирик, не мог дать полноценной поэмы». Марина Цветаева считала: «Есенин погиб, потому что не свой заказ (времени – обществу) принял за свой (времени – поэту), один из заказов – за весь заказ. Есенин погиб, потому что другим позволил знать за себя, забыл, что он сам – провод, самый прямой провод». Фурманов тоже пытался объяснить себе и другим причину гибели поэта: «Будут болтать много о «кризисе сознания», но все это будет вполовину чепуха по отношению к Сереже – у него все это проще». Перед смертью своей безвременной успел Дмитрий Андреевич Фурманов сделать доброе дело для Сергея Есенина – вместе с А. Воронским и И. Евдокимовым выполнил волю поэта, добился того, чтобы в его Собрание вошла «самая крупная и острая», по мнению Н.И. Шубниковой-Гусевой, поэма «Страна Негодяев». Учитывая время действия, поступок этих людей можно назвать ПОДВИГОМ.

Нарышкинский переулок, дом 14

«Фантомные боли»

Как известно, отсеченные конечности имеют загадочное свойство напоминать о себе пронзительной, разрывающей болью. Этот синдром называется «фантомные боли». Синдром есть, а механизм его возникновения до конца не изучен. Давайте немного пофантазируем: что если снесенные здания по ночам тоже беспокоят уснувшие улицы, возвращаясь на прежние места? Они возвращаются, перенасыщенные сгустками энергии человеческих страстей, концентратом знаковых событий. Не будоражат ли сонную Тверскую плач скрипок румынского оркестрика, звон бокалов и скандальные выкрики поэтов из кафе имажинистов «Стойло Пегаса»? Помнят ли его былую славу окрестные переулки: Малый и Большой Гнездниковский? В той части дома № 17 на Тверской (именно он, по мнению москвоведов, построен на развалинах кафе), где находится магазин «Армения», прежде возвышался Храм Дмитрия Солунского. Не к его ли ограде прислонились А. Мариенгоф, С. Есенин, В. Шершеневич и А. Кусиков, запечатленные фотографом на фоне своего веселого заведения? Не тревожат ли главную улицу столицы «фантомные боли»? Увы, точное место нахождения «Стойла» указать сложно, даже малютка Пегасик на Тверском бульваре, этот трогательный намек на существовавший где-то поблизости легендарный кабак, отсечен от подножия памятника Сергею Есенину торговыми павильонами, и совсем затерялся. Вот наземный вестибюль станции метрополитена «Чистые пруды» – другое дело: доподлинно известно, что построен он на месте скучного двухэтажного здания с пивной И.А. Малинникова на первом этаже, снесенного в 1935 году прошлого века, которое, вполне возможно, на мгновенье появляется в мерцающем свете фонарей здесь, на пересечении Мясницкой и Чистопрудного бульвара… Неподалеку, в Кривоколенном переулке находилась редакция солидного журнала «Красная новь», куда главный редактор Александр Константинович Воронский любовно собирал молодых и самых талантливых литераторов, прозванных Львом Давидовичем Троцким «попутчиками»