— Именно это я и хотел сказать, сэр, когда приказал ему явиться сюда, — дипломатично сказал полковник Кошкарт, с дружеской фамильярностью обняв капеллана за плечи и отводя его в уголок, где холодно приказал ему каждый вечер являться на дежурство в офицерский клуб, чтобы, пока люди упиваются и просаживают друг другу деньги, войти к ним в доверие и настроиться на их волну для успешного внушения им веры в бога.

Капеллан повиновался и регулярно приходил на дежурство в клуб, чтобы завоевывать доверие людей, которым хотелось поскорее от него избавиться, и его дежурства продолжались вплоть до того вечера, когда у стола для пинг-понга разразилась пьяная драка и Вождь Белый Овсюг так врезал без всякой причины полковнику Мудису по носу, что тот с размаху шлепнулся задом на пол, а генерал Дридл, ко всеобщему удивлению, радостно расхохотался — и хохотал, пока не увидел капеллана, глазевшего на него с отвисшей от ужаса челюстью. При виде служителя божия генерал Дридл окаменел. Он рассматривал его несколько секунд, стремительно теряя чувство юмора и быстро наливаясь угрюмым неодобрением, а потом опять повернулся к стойке бара и начал переминаться с ноги на ногу, как пьяный матрос. Полковник Кошкарт уже испуганно трусил к нему, отыскивая взглядом подполковника Корна в тщетной надежде получить от него какой-нибудь указующий знак.

— Да, не каждый день увидишь служителя божия в таком месте, — проворчал у стойки бара генерал Дридл, не глядя на полковника Кошкарта и вертя в громадной лапе пустой стакан. — Да, тут уж всякие сомнения побоку: далеко не каждый день увидишь служителя божия в таком месте — среди картежной шушеры и грязной пьяни.

Полковник Кошкарт с облегчением вздохнул.

— Да уж, сэр, — с гордостью подтвердил он. — Далеко не каждый.

— Ну а вы-то какого дьявола сидите тут сложа руки?

— То есть как, сэр? — удивленно помаргивая, спросил полковник Кошкарт.

— Вы думаете, вас украшает, что ваш капеллан шляется сюда каждый вечер? Когда бы я ни пришел, и он, дьявольщина, тут как тут!

— Вы правы, сэр, совершенно правы, — отозвался полковник Кошкарт. — Это меня нисколько не украшает. Но больше уж я сидеть сложа руки не буду и приму меры прямо сейчас.

— А разве не вы приказали ему сюда ходить?

— Нет, сэр, это подполковник Корн. Я и его сурово накажу.

— Не будь он церковником, — проворчал генерал Дридл, — я приказал бы вывести его отсюда и расстрелять.

— Да он вовсе не церковник, сэр, — услужливо сообщил генералу Дридлу полковник Кошкарт.

— Не церковник? А тогда какого дьявола у него на вороте серебряный крест?

— Это не крест, сэр. Это серебряный лист. Он подполковник.

— Ваш капеллан — подполковник? — с удивлением спросил генерал Дридл.

— Что вы, сэр! Он всего-навсего капитан.

— А тогда какого дьявола у него на вороте серебряный лист, если он всего-навсего капитан?

— У него на вороте не серебряный лист, сэр. У него на вороте серебряный крест.

— Ну-ка вали отсюда к чертовой матери, сукин сын, пока я не приказал вывести расстрелять ТЕБЯ!

— Слушаюсь, сэр!

Полковник Кошкарт, тяжко поперхнувшись, отошел от генерала Дридла и выгнал капеллана из офицерского клуба, выгнал почти так же, как два месяца спустя, когда капеллан попытался склонить его к отмене приказа об увеличении нормы боевых вылетов до шестидесяти и тоже потерпел полнейший крах, а сейчас капеллан не поддался безнадежному отчаянию только благодаря верной любви к жене, которую он обожал, страстно тоскуя по ней в разлуке, душой и телом, да любовной вере в мудрость и справедливость всеблагого, всемогущего, всеведущего, вездесущего, бессмертного, человечного, англосаксонского, англоязычного, проамериканского бога, который отчасти утратил, к ужасу капеллана, всеобъемлющее совершенство в его глазах. Очень уж многими испытаниями проверялась его вера. Существовала, конечно, Библия, но Библия была всего лишь книгой, печатной продукцией вроде «Холодного дома», «Острова сокровищ», «Этана Фрома» или «Последнего из могикан». Не удивительно ли — как спросил однажды Дэнбар, а капеллан по случайности услышал, — что глубочайшие тайны миротворения разъясняются людьми, которые не способны, из-за своего невежества, понять механизм выпадения дождей на земле? И мог ли Всеблагой Господь, в безграничной мудрости Своей, опасаться шесть тысяч лет назад, что люди сумеют построить башню до небес? Да и где они, эти проклятые небеса? Наверху? Внизу? Так ведь не было, не могло быть «верха» и «низа» в бесконечно расширяющейся вселенной, где даже огромное, величественное, ослепительно пылающее солнце постепенно угасало, предопределяя таким образом гибель земли. Настоящих чудес давным-давно не случалось, молитвы оставались без ответа, несчастья с одинаковой беспощадностью преследовали и достойных и недостойных — вот почему капеллан, человек разумный, подчинился бы доводам здравого смысла и утратил бы заповеданную отцами веру в Бога — наверняка утратил бы, отказавшись и от воинского звания, и от жизненного призвания, чтобы испытать судьбу рядового пехотинца, или артиллериста, или, быть может, капрала десантных войск, — не окажись он свидетелем таких таинственных явлений, как нагой человек на дереве в день похорон Снегги и загадочное, незабываемое, обнадеживающее пророчество лесного отшельника Флума через несколько недель после похорон: «Я вернусь к зиме».

Виноват во всем был отчасти Йоссариан, потому что, если б он не передвинул на карте линию фронта во время Достославной осады Болоньи, майор… де Каверли, возможно, не сгинул бы и помог ему спастись; а если б Йоссариан не приводил в солдатскую квартиру бездомных девиц, Нетли, возможно, не полюбил бы до беспамятства свою шлюху, увидев ее, обнаженную от талии и ниже, в одной из комнат солдатской квартиры, где шла азартная карточная игра и никто не обращал на будущую возлюбленную Нетли ни малейшего внимания. Сидя в жестком кресле, Нетли украдкой поглядывал на нее и немо восхищался тем спокойным мужеством, с которым она переносила всеобщее пренебрежение. Она утомленно зевнула, и Нетли был покорен навеки. Он никогда не встречал столь героического самообладания.

Она притащилась на пятый этаж, чтобы продаться банде пресыщенных солдат, которых всячески ублажали за стол и кров живущие в квартире девицы, а поэтому платная девка была им не нужна, даже и по дешевке, даже после того, как она, словно бы нехотя, исполнила перед ними стриптиз в надежде соблазнить кого-нибудь своим телом — большим, поскольку она была довольно полной и высокой, но статным, упругим и чувственно роскошным. Никто не обратил на нее внимания, и она, скорей усталая, чем разочарованная, начала одеваться, но потом села в кресло и сколько-то времени сидела неподвижно, без всякого интереса посматривая, как идет игра, и собираясь с силами, чтобы завершить нудный обряд одевания для дальнейших поисков клиентуры на панели. Немного отдохнув, она пошевелилась и замерла опять. Потом тяжело вздохнула, надела остальную одежду и ушла. Нетли выскользнул следом за ней, и когда Йоссариан с Аафреем явились часа через два в офицерскую квартиру, она кончала одеваться, почти точно повторяя последний этап ее пребывания у солдат, так что Йоссариан смог бы воочию представить себе, каково приходится капеллану с его мучительным ощущением постоянной повторяемости событий, если бы общую картину не нарушал Нетли, который стоял, засунув руки в карманы, и казался глубоко несчастным.