— Да нет, пожалуй.

— Значит, не нравится? Вы испытываете к ней вражду? У вас возникают агрессивные эмоции?

— Да нет. Она мне, пожалуй, скорее нравится.

— Значит, она вам нравится.

— Да нет. У меня, собственно, не возникает никаких чувств. Я в этом отношении и сам как рыба.

— Однако минуту назад вы утверждали, что она вам нравится. Это же явное противоречие. Вы согласны?

— Да, сэр. Тут у меня явное противоречие, вы безусловно правы.

Майор Сэндерсон горделиво записал толстым черным карандашом у себя в блокноте — «Противоречие».

— А как вы думаете, — подняв на Йоссариана взгляд, спросил он, — почему два ваших утверждения о рыбе содержат в себе очевидное противоречие?

— По-видимому, во мне уживаются амбивалентные чувства к рыбе.

Услышав слова «амбивалентные чувства», майор Сэндерсон радостно вскочил на ноги.

— Так вы понимаете? — хлопнув от счастья в ладоши и крепко прижимая их друг к дружке, воскликнул он. — Ах, вы не представляете себе, в каком я прозябаю одиночестве из-за необходимости врачевать людей — а ведь для этого мне надо с ними разговаривать! — которым глубоко наплевать и на психиатрию, и на мою работу, и на меня. Я почти физически ощущаю, как во мне зреет комплекс неполноценности. — Его лицо тревожно исказилось. — И у меня нет сил, чтобы перебороть этот комплекс.

— В самом деле? — сочувственно промямлил Йоссариан, поспешно придумывая, что бы еще сказать. — Но почему, собственно, вы обвиняете себя, видя пробелы в образовании у других?

— Это глупо, я понимаю, — по-девичьи хихикнув, согласился майор Сэндерсон. — Но мне, знаете ли, всегда было очень важно, чтобы меня уважали. Я достиг половой зрелости немного позже, чем другие юноши моего возраста, и постоянно испытывал… хм… все связанные с этим фактом трудности. А сейчас испытываю горячее желание обсудить их с вами как можно скорей и подробней. Я охотно начал бы именно с меня… но боюсь, что не имею на это права. Полковник Ферридж наверняка осудит нас, если узнает, что мы обсуждали мои затруднения за счет ваших. Итак, я покажу вам сейчас несколько чернильных пятен, чтобы выяснить, о чем напоминают вам различные конфигурации и цветовые оттенки.

— Не утруждайте себя, доктор. Мне всё напоминает о сексе.

— Правда? — воскликнул осчастливленный майор Сэндерсон, как бы боясь поверить своим ушам. — Ну, теперь-то мы многое поймем. А вам снятся иногда полноценные сексуальные сны?

— Мои сны о рыбах — это сексуальные сны.

— Нет-нет, я имею в виду истинно сексуальные сны — с истязаниями и насилием, с надрывами и блаженством, когда вы страстно рыдаете над своей жертвой, не зная, чем бы еще выразить ей свою ненависть и любовь, — вот про какие сны я хотел бы с вами поговорить. Они вам снятся?

— Мои сны о рыбах как раз такие сны, — умудренно задумавшись на мгновение, определил Йоссариан.

Майор Сэндерсон отшатнулся, словно ему дали пощечину.

— В общем конечно, — с натужным безразличием согласился он, и Йоссариан сразу заметил мгновенно вспыхнувшую в нем недоверчивую враждебность. — Но мне-то нужно, чтобы вам приснился именно такой сон, о котором я говорил, — нам необходимо выяснить, как вы к нему отнесетесь. Ну, и на сегодня, я думаю, достаточно. До следующего нашего собеседования постарайтесь найти ответы на заданные вам вопросы. Эти собеседования, знаете ли, не менее тягостны для меня, чем для вас.

— Тут главное Дэнбар, — сказал Йоссариан.

— Дэнбар?

— Ну да, поскольку он все это затеял. Сон-то его.

— Ах его? — ухмыльнулся майор Сэндерсон, и к нему вернулась прежняя уверенность. — Дэнбар, насколько я понимаю, тот самый злостный индивид, чьи похабные художества приписывают обычно вам. Я угадал?

— Ну, не такой уж он злостный.

— А вы, значит, готовы отстаивать его до последнего вздоха?

— Ну нет, до последнего не готов.

Майор Сэндерсон ядовито улыбнулся и записал в своем блокноте — «Дэнбар».

— Почему это вы хромаете? — желчно спросил он, глядя, как Йоссариан ковыляет к двери. — И с чего вдруг обмотали ногу бинтом? Вы что — спятили или отроду не в себе?

— У меня на ноге рана. Из-за нее-то я и попал в госпиталь.

— Нет у вас никаких ран! — злорадно возразил майор Сэндерсон. — А в госпиталь вы попали из-за камней в слюнной железе. Вам бы поостеречься, а то, глядишь, доумничаетесь до желтого дома. Вы вон и так уже не помните, с чем вас поместили в госпиталь.

— С раной на ноге, — уперся Йоссариан.

— Ладно, передайте привет вашему Дэнбару, — заглушив ехидным хихиканьем его реплику, проговорил майор Сэндерсон. — И скажите ему, что я просил его почаще видеть ваш сон.

Однако Дэнбара теперь постоянно мучили головокружения и тошнота, а голова у него болела еще с прежних времен, и ему было не до майора Сэндерсона. Обжору Джо опять начали терзать ночные кошмары, потому что он совершил шестьдесят боевых вылетов и ждал очередной раз отправки домой, но, заглянув однажды в госпиталь, чтобы навестить Йоссариана и Дэнбара, он отказался делиться с майором Сэндерсоном своими кошмарными снами.

Йоссариан приставал ко всем знакомым, упрашивая их рассказать ему хоть какой-нибудь сон для майора Сэндерсона.

— Мне ужасно не хочется его расстраивать, — говорил он. — Ему и так уже мерещится, что он отверженный.

— С тех пор как вас ранили, — признался капеллан, — мне постоянно снятся очень странные сны. Я вижу, к примеру, во сне, что моя жена умирает или ее убивают, а наши дети задыхаются до смерти, подавившись вполне доброкачественной пищей. Или вот еще сон: я плыву над бездонной глубиной, а голодная акула вгрызается мне в левую ногу — именно там, где у вас повязка.

— Замечательный сон, — сказал Дэнбар. — Готов поспорить, что он понравится майору Сэндерсону.

— Чудовищный сон, — сказал майор Сэндерсон. — В нем чувствуется извращенность, жажда страданий и тяга к смерти. Вы наверняка увидели его, чтобы мне досадить. И я, признаться, даже не уверен, что вас можно оставить на военной службе с такими патологическими снами.

Йоссариан внезапно увидел проблеск надежды впереди.

— Вы правы, сэр, — хитроумно поддакнул он. — Меня, по-видимому, следует отстранить от полетов и отправить в Штаты.

— Скажите, а вам никогда не приходило в голову, что вы непрерывно гоняетесь за женщинами ради подавления подсознательного страха перед своей сексуальной недееспособностью?

— Так оно, безусловно, и есть, сэр.

— А тогда зачем же вы это делаете?

— Ради подавления подсознательного страха перед своей сексуальной недееспособностью, сэр.

— А почему бы вам не завести себе какое-нибудь хобби? — участливо спросил майор Сэндерсон. — Вы могли бы заняться, к примеру, рыбной ловлей. Неужели вас действительно привлекает мисс Даккит? Мне бы на вашем месте показалось, что она чересчур костлявая. Костлявая и квелая. Вроде рыбы.