почти у самого основания она была подпилена.

Престарелый джентльмен, пока еще беззаботный и живенький, все приближается, а человек на крыше начинает обратный отсчет…

В какой-то момент раздается едва слышный треск льда, за ним следуют свист и глухой удар. А затем улицу наполняют крики. Кровь багровыми пятнами брызжет на снег, а человек в черном исчезает, словно на крыше его никогда и не было.

А между тем в другой части Тремпл-Толл, на улице Граббс, в лавку «Семейное дело Труффель», продающую спички и химрастопку, вошел человек в низко надвинутом на лицо котелке, с замотанным бурыми бинтами лицом. В заплечном мешке у него позвякивали железные банки, в которых что-то плескалось, а между пальцами плясала тонкая длинная спичка с синей головкой.

Вскоре из лавки послышался короткий женский вскрик, раздался железный лязг, а затем что-то упало на пол.

Через какое-то время человек с забинтованным лицом вышел на улицу и, размотав бинты, слился с толпой прохожих. Ну а тем временем из лавки «Семейное дело Труффель» повалил зловонный багровый дым, в засаленных окнах появились рыжие отблески. Начинался пожар…

На другой стороне улицы, у тротуара, стоял неприметный экипаж. Внутри сидел человек в черном, похожий точь-в-точь на человека с крыши на улице Сверчков. Увидев, разгорающееся зарево в лавке химрастопки, он пару раз стукнул в крышу экипажа, и тот тронулся с места под крики заметивших пожар похожих.

На Чемоданной площади дела обстояли не лучше.

В здание важного и мрачного Паровозного ведомства поспешно зашел молодой служащий с раздутым от официальных бумаг портфелем. Шаги клерка эхом отдавались от мраморных плит пола и тонули в жужжании вестибюля.

Молодой человек поздоровался с парой спешащих по своим делам коллег и прошел к лифту. Дернув за рычаг вызова, он задрал голову и уставился на латунный полукруг с отметками этажей и на медленно ползущую по нему стрелку. Это размеренное зрелище так его поглотило, что он не заметил, как качнулся стебель растущей в нише возле лифта гигантской мухоловки по имени Гораций. Гораций прежде никогда не проявлял признаков враждебности ни к служащим ведомства, ни к посетителям, но сегодня в него будто что-то вселилось. Он раскрыл пасть-бутон и, изогнув стебель, дернулся к клерку.

Несчастная жертва заорала, когда пасть мухоловки сомкнулась вокруг ее головы, но вскоре крик оборвался. К месту происшествия спешили служащие Паровозного ведомства, кто-то звал констебля и начальника вокзала. Вестибюль захлестнула сумятица.

Пользуясь ею, с одной из скамеек, стоявших в некотором отдалении у лифта, поднялся человек в черном пальто и строгих конторских очках, выглядевший, как кузен мрачных личностей с улицы Сверчков и с улицы Граббс. Сложив газету, которую он якобы все это время читал, человек в черном удалился незамеченным, лишь ненадолго задержавшись у входа, чтобы пропустить вокзальных констеблей…

Странные и пугающие события продолжались. В северной части Тремпл-Толл, на улице Семнадцати Слив, очередной человек в черном с жилетными часами в руках поджидал очередную жертву, а беспечный мистер Будущий Несчастный Случай все приближался, даже не догадываясь, что его ждет.

Вот он (или вернее, она – сухощавая мадам с зонтиком) появляется из дверей гильдии Адвокатов и, спустившись по ступеням, следует вдоль по улице, в сторону ГНОПМ. Но пройти далеко ей не суждено – прямо у нее на пути притаился в своем скрытном коварстве люк без крышки, прикрытый холстиной и припорошенный снегом.

Нога в остроносом сапожке ступает на холстину и… оп!.. вот мадам была, а вот ее уже нет. И только из черноты зияющего в тротуаре отверстия недолго раздаются крики боли и рычание заблаговременно приманенных кое-кем песьих крыс, раздирающих несчастную…

Ну а если перебраться в самое сердце Тремпл-Толл, то можно обнаружить вот такую сцену. Слева чернеет отталкивающее здание «Ригсберг-банка», неподалеку жужжит редакция газеты «Сплетня», а у пассажа Грюммлера снова образовался затор. Это же площадь Неми-Дрё!

А значит, где-то среди лавок, кафе и магазинчиков, выходящих на нее своими окнами, затесалась и цирюльня «Бритва Шарли», известное и уважаемое место. Здесь никогда не бывает свободных мастеров, а в креслах у зеркал всегда кто-то сидит. Звенят механизмы, щелкают ножнички, свистят латунные зубочисты.

– Полагаю, вам как обычно, сэр? – справляется брадобрей в фартуке, склонившись к уху упитанного завсегдатая в расшитой цветами жилетке, после чего, получив утвердительный ответ, запускает цирюльный механизм с восемью руками, настроенный на «Флориш Рене. Освежить».

О, «Флориш Рене» – одна из моднеших и элегантнейших стрижек этого сезона, но прежде она не включала в себя безумное полосование клиента бритвами и пронзание его ножницами. Кровь брызжет на зеркало, а инструменты для стрижки и бритья все продолжают свою исковерканную безумную «стрижку». И снова раздаются крики. И снова никто не замечает человека в черном, который разместился на диване в углу и словно бы просто ждал своей очереди подравнять и без того лаконичные конторские бакенбарды. К слову, когда цирюльня погрузилась в кошмар, он тут же передумал их подравнивать. А еще никто не замечает тоненькую скрепку, просунутую между шестерней вышедшего из-под контроля механизма…

– Ужасный несчастный случай! – восклицает кто-то. – Ужасный несчастный случай!

И верно: со стороны это и прочие описанные выше происшествия могут показаться не более, чем трагичными стечениями оказавшихся роковыми обстоятельств.

Пять мнимых несчастных случаев. Все в разных концах Саквояжного района, ни одна из жертв друг с другом не связана – ни на первый, ни даже на десятый взгляд. Но правда в том, что всем этим управляла единая рука хитроумного манипулятора.

Так кто же все это организовал? Вероятно, это настоящий злодей, скрывающийся в потемках и подтачивающий свои острые зубы, безумно хохочущий и скрежещущий кривыми когтями по стене (ради пущего драматичного эффекта).

На деле же это крайне неприметный мистер, скрючившийся за конторским столом, среди дюжины таких же неприметных клерков за такими же, заваленными бумагами, столами.

Этот «злой гений» вовсе не строит козни, как можно было ожидать, а всего лишь пытается пообедать слегка зачерствевшим клюквенным пончиком.

Третий этаж «Ригсберг-банка» живет своей жизнью: суетится в преддверии Нового года. За окнами, которые почти не пропускают света, идет снег. В спертом канцелярском воздухе висят запахи чернил, бумаги и клея для марок. Лихорадочный перестук клавиш пишущих машинок порой прерывается грохотом штемпелей и скрежетом маркировочных компостеров. То и дело раздаются хлопки прибывающих капсул внутренней пневмопочты.

Все отделы пытаются успеть закрыть отчеты, клерки выпрыгивают из туфель, стараясь выслужиться перед начальством и выгрызть себе небольшую премию. Скрипят зубы, дымятся головы, из