Командир причальной команды переключил фонарь, и синим светом загорелась нижняя лампа. Мигнула, погасла, мигнула, погасла…

В тот же миг причальщики у тумб синхронно толкнули рычаги, и замки на гайдропах расцепились.

С «Воблиша» раздался гудок, и экипаж судна втянул освобожденные тросы через клюзы.

Дирижабль поравнялся с четвертыми и пятыми этажами выходящих на площадь Неми-Дрё домов.

Роберт Томмс, человек с лицом полуразбуженного сомнамбулиста, стоял у большого круглого окна и глядел на улетающий «Воблиш» с тоской. Он неимоверно хотел оказаться на борту, сесть в кресло у иллюминатора и, задернув шторки, улететь из Тремпл-Толл, чтобы никогда сюда не возвращаться. Он хотел сбежать, но просто не мог этого сделать.

«Воблиш» поднялся в небо над площадью и пополз на запад, в сторону Сонн. Вскоре он исчез из виду, и мистер Томмс с горечью и разочарованием, какие бывают только при возвращении из мечтаний в промокшие в луже туфли понурой реальности, отвернулся от окна.

Часы ударили половину шестого, и мистер Томмс вздрогнул, бросив на них взгляд: рядом с основным циферблатом разместился второй, служебный, на котором стояли отметки: «Время ланча», «Прибыль», «Увольнение бездарей», «Жестокая кара», «Второй ланч», «Шпилька биржевикам», «Подлизаться к Ней», «Третий ланч», «Устроить выволочку подчиненным», «Послеобеденный сон», «Травля» и «Время пирожных». Сейчас единственная стрелка на нем замерла между отметками «Увольнение бездарей» и «Жестокая кара».

Пытаясь унять лихорадочное сердцебиение, мистер Томмс вернулся к огромному столу красного дерева и опустился на самый краешек неудобного кресла для посетителей: кресло за столом отсутствовало, но, даже если бы оно стояло на своем месте, Роберт Томмс ни за что не решился бы в него сесть – он слишком боялся хозяина кабинета.

В этом мрачном помещении мистер Томмс чувствовал себя очень неуютно и неуместно. Под ногами был дорогущий бордовый ковер, ступать на который казалось кощунством. Обитые красным деревом стены давили, словно с внешних сторон в них упирались винты, медленно, но неотвратимо сдвигающие стены друг к другу. Постоянным жильцом в кабинете был сигарный дым – он не желал рассеиваться месяцами, и его бурые клубы висели под потолком да по углам. Дорогой (но от того не менее зловонный) табак «Ротшильдсс» походил на старшего, успешного, брата самого дешевого и отвратного табака «Гордость Гротода», дымные облака от которого порой приходилось разрывать клещами.

Но хуже всего были портреты. Ими были завешаны почти все стены и на них были изображены злобные и коварные люди: хозяин банка Сесил Ригсберг, госпожа управляющая, господин судья Сомм, парочка самых богатых и влиятельных фабрикантов из Гари, господин главный врач Больницы Странных Болезней, хозяин биржи господин Фоггвилл и хозяйка ресторана с Чемоданной площади Пенелопа Примм. Но самый большой портрет – в полный рост – принадлежал хозяину кабинета.

Мистер Томмс боялся всех этих людей на картинах – ему казалось, что эти важные джентльмены и дамы, изображенные на них, глядят ему прямо в душу, выискивая в ней крохи слабости, чтобы после извлечь свою выгоду. Под их презрительными прищуренными взглядами он ощущал себя жалким ничтожеством, которым, как он и сам признавал, он и являлся.

Хотелось вскочить на ноги, хлопнуть дверью и броситься прочь по коридору, но он не смел. Его вызвали, а значит, нужно подавить дрожь в коленях, не обращать внимания на легкое головокружение и стараться не думать про бездонную пустоту в животе. Нужно ждать и не терять самообладания.

В руках мистер Томмс сжимал толстую, как «Словарь конторских и бюрократических терминов для ценителей и почитателей канцелярского слога и длиннот» и тяжеленную, как сердце самого мистера Томмса, расчетную книгу под названием, которое он старался произносить вслух как можно реже и за которое, он был уверен, он заслуживал порицания и всеобщей ненависти.

Вызвали его, без сомнения, именно из-за того, что что-то в этой книге хозяину кабинета не понравилось.

Решив кое-что уточнить, пока есть время, мистер Томмс открыл книгу, сверился с отчетной таблицей, нашел нужную запись и многократно обведенную кружочком цифру под косой чертой итога. Цифра в кружочке не давала ему спать по ночам – это был его личный вклад в горе и отчаяние, в котором ворочался город.

«Просто шикарная цифра, Томмс! – хвалили его коллеги по третьему этажу. – Ты настоящий мастер! Мастер отравитель жизней!»

Слушая это, он улыбался и отшучивался – не мог же он сказать этим черствым, бездушным людям, что он ненавидит эту цифру и себя заодно? Нет, он пытался прикинуться таким же, как и они, и более того – еще более черствым и бездушным. Отдел, в котором он служил, обязывал.

Мистер Томмс поддел пальцем закладку-бирку с отметкой «Итог года. Список № 34» (прошлогоднюю) и перелистал до нее. Глянул в низ страницы: цифра в кружочке под косой чертой ничем не отличалась от нынешней.

– Видимо, этого недостаточно, – пробормотал он. – Теперь ясно, отчего он так зол… Наверное, заставит меня найти еще одного. Но как мне успеть?! Что же делать?

Ответить на этот вопрос мистер Томмс не успел. Из-за стены раздался столь хорошо знакомый ему скрежет, который являлся ему в кошмарах в редкие моменты забытья и сейчас вызвал у него ноющую зубную боль.

Томмс захлопнул книгу и вскочил на ноги.

Почти в тот же миг портрет хозяина кабинета отъехал в сторону на скрытом механизме, открывая чернеющее нутро потайного хода. Из него, покачиваясь, выехало огромное кожаное кресло, в котором, закинув ногу на ногу, с удобством разместился хозяин кабинета собственной самодовольной персоной.

Мистер Томмс дернул рукой, останавливая порыв достать из кармана сюртука платок и протереть выступивший на лбу пот. В присутствии этого человека он всегда испытывал ощущение, близкое к ужасу. И не случайно: хозяин кабинета был едва ли не худшим человеком в Тремпл-Толл. По правде, Томмс сомневался, что это человек. Он искренне полагал, что его начальник – какая-то жуткая тварь из Ворбурга, надевшая на себя костюм из человеческой кожи, чтобы скрыть ворох склизких щупалец и уродливые бесформенные отростки.

На деле внешне Варфоломеус Б. Выдри не был хоть чуточку приятнее любого из монстров, которые могли скрываться внутри. Его широкое сине-багровое лицо казалось оплывшим из-за пары-тройки подбородков. Всклокоченные бакенбарды перерастали прямо в косматые, фигурно подкрученные брови. Глубоко посаженные глаза коварно и зловредно блестели, а похожий на птичий клюв нос закручивался крючком.

Помимо прочего, мистер Выдри являлся гордым обладателем одного из самых впечатляющих и пугающих животов в Саквояжном районе. Глава Грабьего отдела