Внешность у ребенка и в самом деле была необычная. Привыкнув мгновенно схватывать даже мелкие детали человеческого облика, Женя сразу это заметила. Теперь, когда мальчик не ползал по дорожке, а сидел на лавочке, как взрослый, да еще был занят каким-то осмысленным делом, его миниатюрность бросалась в глаза еще больше. Как и выразительная оригинальность всех его черт.

В его лице явно было что-то восточное, но что именно, понять было невозможно. Глаза темные и немножко раскосые, скулы чуть выдаются, но во всем облике при этом чувствуется какая-то нежная округлость, смягчающая восточные черты прежде, чем их успеваешь осознать. Рот у него был большой, как у лягушонка. Когда мальчик улыбался, это становилось особенно заметно, и улыбка из-за такого большого рта получалась необыкновенно милая.

Что-то мимолетно знакомое было в его облике, но что, Женя не успела понять.

Мальчик крутнул не ту ручку, сбил настройку, музыка вдруг громыхнула на полную мощность, и он испугался, стал оглядываться, не зная, что теперь делать с приемником. Женя протянула руку, убавила громкость; мальчик снова улыбнулся ей своей необыкновенной улыбкой.

– Ваня! – услышала она. – Не надо так громко делать, зачем?

Женя почувствовала, что сознание сейчас потеряет. Забыв и о мальчике, и о приемнике, она обернулась на этот голос.

Юра сбежал с крыльца и быстро шел к столу под яблоней. Женя понимала: он уже видит ее, уже видит совсем близко, узнает – и идет стремительно, словно по инерции ускоряя шаг. И, может быть, сейчас повернет назад…

– Женя… – произнес он, останавливаясь в двух шагах от нее и мальчика. – Ты… что… здесь?..

Женя почувствовала, что он сейчас бросится к ней, и сама сделала к нему маленький, незаметный шаг.

– Папа, – представил мальчик, указывая пальцем на Юру, а другой рукой дергая Женю за юбку. – Папа!

Юра вздрогнул, остановился.

– Как это ты… – спросил он, кашлянув. – Как ты нас здесь нашла?

– Да что вас здесь искать-то? – Женя чуть не заплакала, увидев, как мгновенно застыло его лицо. – Мне Надежда Павловна сказала, что ты на даче.

– Ваня, не надо так громко делать, – повторил Юра, хотя мальчик уже не трогал приемник и музыка снова играла тихо. – Когда они приедут, не сказала она тебе? – поинтересовался он, не глядя на Женю. – Мне завтра рано надо, а его…

– Я могу побыть, – сказала она.

– Да? – усмехнулся он. – Чаю выпьешь?

– Ты со мной как с тещей, – сдерживая слезы, улыбнулась Женя. – «Надолго к нам, тещенька?» – «Да пока не надоем, зятек». – «Неужели даже чаю не выпьете?»

Анекдот был с бородой, всем известный, но Юра поднял глаза, посмотрел на Женю, как будто слышал его впервые. Они смотрели друг на друга минуту, не меньше – или это время остановилось? Вдруг он улыбнулся – медленно, не отводя от нее глаз, – а потом засмеялся, как будто только сейчас до него дошел смысл этого старого анекдота. Синие искорки мелькнули в темноте его глаз.

– Выпей чаю, – попросил Юра. – Еще не надоела.

Чай они пили здесь же, под яблоней. Сосновые стволы горели в закатных лучах багровым золотом, вечерний воздух между ними был прозрачен и осязаем. Мальчик Ваня, не обращая на взрослых внимания, по-прежнему крутил свой приемник, и рыжий кот по-прежнему сидел рядом с ним.

– Увлекся, – сказал Юра. – Только музыку услышал – как подменили. Слава Богу, что я приемник этот нашел, а то не знал уже, что с ним делать. Утром в ежевику залез, в самые заросли, исцарапался весь, там же сплошь колючки. А зачем залез – поди спроси…

– А сам ты, что ли, не лазил? – спросила Женя.

– Ну, лазил, конечно, – смущенно ответил он. – Но, по-моему, я тогда постарше был. Или хоть побольше! А он же смотри какой маленький, прямо жуть берет.

Женя не выдержала и расхохоталась, проследив опасливый взгляд, который Юра бросил на мальчика.

– Маленький, – кивнула Женя. – Миниатюрный… В маму? – спросила она.

– Да уж, видно, не в меня. – Юра снова отвел глаза. – Но вообще-то ни на кого не похож. Оля совсем другая… была, а со мной никакого сходства уж точно нету.

– Давно он у тебя? – спросила Женя. – Жена привезла?

– Месяц, – ответил Юра. – Оля умерла.

– Извини… Я не знала, – растерянно сказала Женя.

– Я сам не знал. Да я даже что он есть, и то не знал. Вот, узнал месяц назад. Сестра Олина отдавать не хотела, – сказал Юра. – Но и у себя оставлять тоже не очень-то рвалась… Отдала все-таки. Много хорошего, правда, я о себе выслушал предварительно. Ну, ее можно понять.

Никакого сходства с Юрой в облике его сына и правда не улавливалось.

– Он знаешь на кого похож? – вдруг, еще раз взглянув на мальчика, догадалась Женя. – На дедушку твоего, вот на кого! На Юрия Илларионовича.

– На деда? – удивился Юра. – Разве?

– Ну конечно! Ты представь фотографию, в гарсоньерке же висит. Очки надеть – и готовый профессор Гринев, – засмеялась она. – Взгляд такой же детский, и улыбка…

– Может быть, – пожал плечами Юра. – Я же после дедовой смерти родился, не знал его. Но бабушка говорила, что такого мужчины никогда больше в жизни не встречала… Хорошо, если похож, – улыбнулся он и добавил, снова поглядывая на ребенка: – Я его вообще-то не очень пока понимаю. Так и кажется, что заболеет сейчас или сломает себе что-нибудь. Но вроде тихий. Музыку вот слушает. Он вообще-то с мамой здесь все время, – объяснил Юра. – А я в городе, только не в… Ну, об этом потом. Родители вчера его в Москву привезли, прививку делать, сегодня утром со мной сюда отправили, сказали, завтра приедут. А я по дороге только сообразил, что мне же завтра к восьми в Склифе надо быть. Хотел уже в Москву с ним возвращаться. Видишь, сколько всяких обстоятельств, – виновато улыбнулся он.

– У меня выходной завтра, – сказала Женя. – И никаких я тут не вижу особенных обстоятельств. Я побуду, ты съездишь на работу, потом обратно вернешься.

– Женя… – выговорил он, вставая и, кажется, уже не слыша ее спокойных слов. – Женя, что же мы так… Иди же ты ко мне…

Женя хотела встать, обойти стол, но быстро взглянула на мальчика, подумала, что он может испугаться, если она бросится сейчас к его папе да еще разревется в голос. Кажется, и Юра подумал о том же. Он сел обратно на лавочку, потянулся через стол, взял Женину руку, положил перед собою. Потом опустил голову, уткнулся лбом в ее ладонь.

– Ты родная моя… – услышала она. – Что б я делал, если бы ты не пришла?

– Я просто не могу, я не хочу больше, Юра, чтобы это между нами… Это год между нами было недоговорено, и вот видишь…

– Женечка, милая, да что же год недоговорено-то было? Может, я совсем уж бревно, но ничего я такого не чувствовал! Я тебя любил…

– Любил? А сейчас?

– И сейчас. Всегда.