Они собирались отправиться в путешествие в поисках открытий (ну разве лишь немногим менее глобальных, чем открытие Америки), а это было высочайшей миссией, требующей достойного транспортного средства. Когда средневековые рыцари собирались в Крестовые походы, они же, спеша на корабли, не прыгали на первую попавшуюся старую клячу. Они отплывали с достоинством, а их лошади были наряжены и украшены. Проказники тоже решили украсить свою машину. «Словно кто-то вручил Иерониму Босху пятьдесят ведер ярких красок и наш автобус 1939 года выпуска — и предложил расписать его», — писал хронист Проказников Том Вулф. Спустя некоторое время они добились именно того, что хотели Казалось, вся машина пульсирует или вибрирует, подобно фантастическому космическому кораблю. Спереди, где было место для вывески с обозначением маршрута, они написали «дальше». А на боку — «Осторожно: странный груз».

Они пустились в путь в июле 1964 года, рассчитывая прокатиться по югу, а затем отправиться на север вдоль восточного побережья.

Снимали они все и постоянно. Их кинофильмом был весь окружающий мир. Люди всегда пытаются заманить вас в ловушку в своем кино (Лири бы сказал — в игре), и единственный путь избежать этого — создавать собственное альтернативное кино. Например, когда они привлекали взоры местной полиции (что случалось довольно часто), то сразу же выпрыгивали наружу, с камерами и микрофонами, и тем самым своим сценарием полностью разрушали сценарий полицейского кино.

Весь Нью-Орлеан (пишет Том Вулф[96]) вздохнул с облегчением, когда они направились в своих красно-белых ярких нарядах в сторону французского квартала. Когда стало ясно, что они направляются к докам, полицейские испытали почти комическое облегчение. Они наслаждались тем, что больше от них не потребуется никаких усилий. Городские копы оказались столь же не способны навязать свое полицейское кино, как и сельские полицейские до них. А как Надоеда говорил с ними! Словно студент-выпускник, произносящий прощальную речь. И Кизи говорил с ними — вежливо и любезно, а Хаген снимал это все, словно это был какой-то безумный поворот в абсолютно документальном кино, и полицейские стремительно улепетывали от нас в патрульных «фордах», с включенными мигалками…

Спускаясь с Голубого Хребта, Кэссиди выключил зажигание и так ехал всю дорогу с гор, ни разу не прикоснувшись рукой к тормозу. Кизи ехал наверху, на крыше, и, когда автобус проходил «шпильки», резкие повороты дороги, его внезапно озарило — если он сейчас испугается, его страх сразу же передастся всем сидящим внутри автобуса, и последствия будут непредсказуемы. Для Кизи это было первым случаем, когда он почувствовал групповое сознание: мы все составляем единый мозг, связанный с… чем? С каким-то универсальным источником энергии? Надсознанием? Тем, что в буддизме Махаяны называется «единым сознанием», а в дзен-буддизме — «единственным сознанием»? Но Проказники не любили заимствовать имена. «Они все просто чувствовали, что увязли в каком-то странном дерьме, — писал Том Вулф, — и единственное, что они могли, так это изрыгать проклятия… по поводу Непроизносимых вещей».

В середине июля, как раз когда вышел роман «Порою нестерпимо хочется», они приехали в Нью-Йорк. Книга вызвала противоречивую реакцию в прессе. Критик из «Гералдтрибьюн» сравнил ее с «вздымающейся сосной» посреди бесплодной пустыни современной литературы, тогда как Орвилл Прескотт в «Тайме» осудил как «утомительную литературную неудачу, самый невыносимо претенциозный и скучный роман из того, что я читал за многие… годы». Ядовитые высказывания Прескотта частично объясняются его странным убеждением в том, что Кизи был прототипом Дина Мориарти из «В дороге» Керуака. Другими словами — «типичным битником», который не имел никакого права врываться со своими страстями и невоспитанными манерами в царившую в литературе пятидесятых уютную домашнюю атмосферу. Ошибка Прескотта была вдвойне забавна, поскольку как раз за несколько дней до выхода его статьи Кизи и Керуак впервые встретились, и нельзя сказать, чтобы очень по-дружески.

Первое издание романа Джека Керуака «В дороге»

Керуак жил у матери в уединенном одноквартирном домике в Нортпорте на Лонг-Айленде и беспрестанно пил. Ему было сорок, он отрастил живот и устал от жизни. Сталкиваясь с полными энтузиазма Кэссиди и Гинсбергом, он испытывал приступы горечи. Он становился все более консервативен, обратился в католичество, обвинял старых друзей вроде Гинсберга в коммунистическом атеизме. О психоделиках он тоже был невысокого мнения. Однако все-таки Кэссиди удалось уговорить его зайти на вечеринку к Проказникам, достаточно типичную, со странными костюмами, съемками, пронзительно орущими магнитофонами и коктейлями с ЛСД. Керуак несколько минут поглядел на все это и ушел. Но на прощание он сделал символический жест: заметив небрежно валявшийся на диване американский флаг, он аккуратно разгладил и свернул его. Он не хотел участвовать в кинофильме Проказников. Времена, когда его интересовали безумцы, которые горят, горят, горят и никогда не говорят скучных вещей, по-видимому, прошли.

Кизи было грустно, что встреча с Керуаком вышла такой. Удачная возможность была упущена в основном из-за того, что они даже не успели быстро среагировать на происшедшее. Для Проказников Керуак был символическим старшим братом, который помог им обрести уверенность в себе, когда они больше всего в ней нуждались, однако сам он оказался не способен следовать собственным идеалам Он был королем битников, отвергшим корону

Решив, что пора двигаться дальше, Проказники собрали вещи и поехали вверх по Гудзону. Где-то среди долин холмов Такони обитал другой символический старший брат, Тим Лири. И уж если кто понимал Непроизносимые вещи, так это он. Подъезжая к имению, они даже бросили из окон автобуса несколько дымовых шашек — в честь приезда, собираясь отметить свое прибытие если не торжественно, то хотя бы максимально по-дружески.

Возможно, Кизи ожидал, что встретит здесь восточный вариант Ла Хонды и Проказников. А обнаружил только кучу яйцего-ловых ученых. Они расхаживали по дому в халатах и говорили языком религиозных деятелей. Кастальцы, со своей стороны, восприняли Проказников с их раскрашенными костюмами как людей, способных ради смеха подмешать вам в коктейль ЛСД. Кастальцы были римлянами, а Проказники — готами или вандалами И когда эти варвары попросили у них немного ЛСД — на обратную дорогу для просветления, им предложили несколько пакетов семян вьюнка пурпурного, оставшихся еще со времен IFIF.

Проказники один раз их попробовали и, поняв, что их явно оскорбляют, вежливо отказались от вьюнка, забрались в автобус и, выехав за каменные ворота, повернули на запад.

Не очень гостеприимный прием в Миллбруке заставил Проказников оценить собственное психоделическое восприятие, которое было гораздо более грубым, земным и гораздо менее интеллектуальным, чем у Лири. За исключением «И цзин», Проказники избегали религиозных учений Востока, полагая тибетские священные книги (которые кастальцы считали столь глубоко духовными) бессмысленной абракадаброй. Они считали, что психоделические опыты не требуют подготовки или специально обученных проводников, так как полагали, что любые ограничения — каковы бы они ни были — только вредят опыту. Их принципом было отдаться течению, их девизом — дурачиться вволю. Для Проказников настоящей проверкой их психоделических возможностей было умение каждого нырнуть в глубокий чистый омут нового опыта и, полагаясь лишь на собственный ум, достичь спокойных мистических глубин.