— Ворон… В натуре… С каких это пор?..

— Как?! Ты не знаешь моего имени и отчества? А чего ты тогда требовал от пацана, которого опустил сегодня утром? Он тоже не знал чалкин устав, а ты ему гребень нацепил! Не по понятиям, паря… Ну-ка, мужики, повеселитесь над Слизняком вволю!

К вечеру блатной Слизняк переродился в рядового петуха, и довольные мужики пинками затолкали недавнего пахана под нары.

Штырь появился в Крестах через неделю после этого случая. В его хате верховодил вор по кличке Шмыга. Разглядев вошедшего новичка, он довольно хмыкнул под громкий хохот братвы:

— Вот этот ишак и повезет меня к параше.

Штырь попытался было сопротивляться, но, когда Шмыга все-таки запрыгнул ему на спину и воткнул пятки в бока, то, недолго думая, опрокинул наглеца прямо на парашу.

Шмыга упал на спину, разбрызгивая вонючую жидкость во все стороны. Когда он, отряхиваясь, поднялся, кто-то из мужиков со смехом бросил:

— Вот тебя ишак до самой параши и довез… как ты и просил!

— Зашкварился, Шмыга! — загалдели сидельцы со всех сторон.

— Да вы что, мужики… — опешил вор.

— А ну не подходи, зашкваренный, а то пришибем! — раздались угрожающие голоса.

— Да какой я вам зашкваренный, если бы не этот мерин…

— А ты словами не бросайся и голос на мужиков не поднимай, — высказался степенный арестант лет сорока. — Чего хотел, то и получил. А если кого-нибудь из нас попытаешься зашкварить, то до рассвета тебе не дожить… Скажем, что чифирем подавился.

О Штыре на время забыли, а он стоял, спокойный и неподвижный, словно могучий утес посреди бушующего моря, раздумывая, как ему следует вести себя дальше.

— Пусть Ворон нас рассудит! — пожелал наконец Шмыга.

— Пусть рассудит! — согласился степенный арестант. — Это его право.

Ворон появился после отбоя. В новом спортивном костюме, гладко выбритый, он, казалось, сел в тюрьму только для того, чтобы отдохнуть от городской суеты и накопить побольше сил для новых подвигов.

— Так, значит, вы говорите, мужики, что Шмыга хотел, чтобы этот новичок довез его до параши?

— Да, Ворон!

Смотрящий горестно вздохнул:

— Я тебя не узнаю, Шмыга! Что на тебя нашло? Мне ли тебе объяснять, коренному обитателю тюрьмы, что за каждое оброненное слово нужно отвечать. Ты себя повел как первогодок. Если бы мне сказали, что так поступил захарчеванный фраер, который пришел с воли и не знает наших порядков, я бы поверил… Но ты?! Шмыга, ты прекрасно знаешь, что новичку нужно растолковать правила! — Ворон ткнул пальцем в стоявшего рядом Штыря. — Это должен был сделать ты, как смотрящий хаты, для того ты и поставлен! Только после этого с него можно спрашивать. А потом, разве он «козел», чтобы возить блатаря до параши?

Ворон говорил спокойно, но его сиплый голос в примолкшей хате звучал, как колокольный набат. Или приговор.

— Ворон, я хотел пошутить, — попытался оправдаться Шмыга.

— Пошутить?.. Что я слышу? Каждая шутка имеет свои границы. Если ты таким образом пошутил бы с одним из нас, то, поверь мне, никто не оценил бы твоего остроумия. Так почему его должен понять этот парень? Ты дважды зашкваренный, Шмыга. Первый твой грех — это беспредел, а второй — ты выкупался в параше!

— Ворон…

— Я все сказал. Пошел прочь! А ты откуда? — Смотрящий повернулся к Штырю.

— Питерский.

— Питерский?! — И первый раз за время разговора лицо Ворона осветилось радостью. — Откуда именно?

— С Лиговки.

— Вот это да! — продолжал восторгаться Ворон. — Я ведь и сам с Лиговки! Знаешь что, парень, ты мне нравишься. Завтра я переговорю с Антонычем, чтобы тебя перевели ко мне. Как тебя величать?

— Кеша… Петров.

— А погоняло?

— Еще не обзавелся.

— Будешь теперь Штырем. Больно уж ты долговязый. Не обидно?

— Нет, — улыбнулся Кеша.

Штырь прожил в одной хате с Вороном четыре месяца, а потом его по этапу отправили в марийские леса. Но встреча с известным вором в законе не прошла для него бесследно, и от Ворона он успел перенять многое — умение завоевывать внимание братвы, неторопливость в суждениях. Штырь ловил себя на том, что порой сипел точно так же, как Ворон.

* * *

— Я давно его не видел, хотелось бы встретиться, после того как откинусь… Передай ему об этом, — попросил Штырь.

— Передам, — отвечал Мулла.

— Где он сейчас?

— За бугром, — последовал короткий ответ. — Но я к тебе не за тем.

Заки Зайдулла вытащил клочок бумаги и протянул ее Штырю.

— Узнаешь, чей почерк?

Блатной лениво взял клочок бумаги, осмотрел его со всех сторон безо всякого интереса и вернул обратно.

— Узнаю… Ореха малява. Ну и что с того?

— А ты почитай! — мягко, но одновременно требовательно настоял Зайдулла.

Штырь, нахмурившись, стал читать. И чем дольше он вникал в текст, тем суровее становилось его лицо.

— Ну и дела, — понемногу трезвел Штырь. — Это что, на полном серьезе? Без базара?

— Мне что, перекреститься, что ли, чтобы ты поверил? — усмехнулся Мулла.

— Ну, бля буду, непонятки какие-то! — воскликнул Штырь. — Что делать-то теперь?

— Этой суке все равно не жить, — объявил Заки Зайдулла, забирая у Штыря клочок бумаги. — Вопрос решенный. Сам знаешь, тень упадет и на тех, кто с ним рядом был.

Штырь посуровел:

— Мулла, ты не играй втемную, к чему ты клонишь?

Заки Зайдулла аккуратно сложил маляву и положил ее в карман бушлата.

— Пригодится еще… Тебе, Штырь, здорово придется попотеть, чтобы отмыться. И то неизвестно, получится ли, потому что ты ближе всех к суке стоял… Извини, брат, тебя придется вызвать на толковище. А на нем, сам знаешь, крутануть бабочку не получится, фраеров там нема! — развел руками Мулла.

Штырь проглотил ком, внезапно набухший в горле.

— Что присоветуешь, Мулла?

— Тяжелое твое дело, паря, — честно признал Заки, — но выход есть!

— Говори!

— Ты можешь искупить вину… Если заткнешь этого ссученного! Это не моя воля, так решили блатари!

— Хорошо, сделаю, — не сразу согласился Штырь. — Хотя, сам понимаешь, я ведь вор, а не мокрушник!

— Ничего, придется поднапрячься, — невесело подбодрил его Мулла, поднимаясь. — Пойду, у меня тут дела еще кое-какие имеются.

Повернувшись к двери, Штырь прислушался, что происходит в парной. Ударов веника уже было не слыхать, зато раздавалось отчетливое покрякивание. Широко улыбнувшись, блатной произнес: