Марджори подняла на нее глаза.

— Но ты вернулась, и он снова захотел тебя.

Маргарет покачала головой.

— Ты ошибаешься. Возможно, когда‑то он испытывал какие‑то чувства ко мне, но это было очень давно. А сейчас… Я уверена, он от всей души ненавидит и презирает меня. Я же вижу, как он на меня смотрит.

Теперь он смотрел на нее так, словно не мог дождаться ее отъезда, или же… В его глазах было что‑то холодное, страшное. Маргарет непроизвольно вздрогнула. Только она не позволит снова выжить ее из дома мужа.

Марджори подняла заплаканное лицо.

— А что, если он просто очень хорошо скрывает свои чувства?

Маргарет снова покачала головой.

— Нет, не думаю. — В отношении Фина к ней никогда не было ничего похожего на любовь или даже желание близости. Так что теплые чувства Фина к ней — плод воображения Марджори. — Я люблю твоего брата, и всегда любила. С тех пор как впервые его увидела, все остальные мужчины перестали для меня существовать.

Марджори взглянула в глаза мнимой соперницы и, должно быть, прочитала в них правду. Было ясно: если ей хотелось обвинить кого‑то в своем неудачном браке, виновника придется поискать в другом месте.

Чувствуя, что сделала важный шаг в отношениях со своей золовкой, Маргарет с оптимизмом смотрела в будущее. Но в тот самый момент, когда ей показалось, что наконец все меняется к лучшему, ее настигло прошлое, угрожавшее разрушить то, что с таким трудом было построено.

Вечером она шла в конюшню, когда вдруг заметила монаха, шедшего в ее сторону. На нем было коричневое монашеское одеяние, и хотя небо было безоблачным, капюшон закрывал голову и почти все лицо. Но не это привлекло ее внимание, а походка монаха, его манера держаться. Он шел, гордо выпрямившись, словно воин, а не монах.

Испытывая вполне обоснованное любопытство и одновременно некоторое беспокойство, Маргарет глянула по сторонам и удостоверилась, что они не одни: в дальнем конце двора тренировались люди лэрда — примерно полдюжины воинов. Если она закричит, они наверняка услышат.

— Добро пожаловать, отец мой, могу я вам… — Она замолчала, разглядев лицо под капюшоном, и ей стало трудно дышать.

— Не отец, а брат, — тихо проговорил ее брат Дункан, взяв ее за руку, словно бы для благословения.

Маргарет была слишком изумлена, чтобы как‑то реагировать, и застыла на месте.

— Крошка Мэг, ты же не хочешь, чтобы меня бросили в яму? — проговорил Дункан. — Делай вид, будто указываешь мне путь к церкви.

Брат отпустил ее руку, и она почувствовала, что в руке остался клочок пергамента. Записка. Положив ее в карман, Маргарет другой рукой указала в сторону ворот и шепотом спросила:

— Что ты здесь делаешь?

Брат уже шел к воротам.

— Спасаю тебя, — ответил он. — Будь готова.

Через несколько минут Маргарет с отчаянно бьющимся сердцем вошла в свою комнату и развернула записку. Поспешно нацарапанные буквы плясали у нее перед глазами, не желая складываться в слова. Ей пришлось перечитать записку несколько раз, чтобы понять ее смысл. Оказалось, что ее брат со своими людьми будет ждать ее на якорной стоянке с другой стороны острова завтра после наступления темноты. Они хотели спасти ее и Эхана и доставить их на остров Мэн для воссоединения с семьей.

Очевидно, ее братья сдали замок Буиттл Брюсу и присоединились к отцу, находившемуся в изгнании. Дункан, похоже, был уверен, что Йен увез ее и Эхана силой.

Маргарет мысленно обругала отца — ведь это он был во всем виноват. Но понимал ли Дугалд Макдауэлл, какой опасности подвергал сына, внушая ему такую мысль? И сколько проблем создал ей, своей дочери? Маргарет была глубоко тронута поступком брата: тот рисковал жизнью, чтобы прийти ей на помощь, — однако его появление на острове очень все усложнило.

Теперь не только у Йена имелись тайны.

За несколько часов до рассвета Йен медленно шел по лестнице с морской стороны замка. Сильно болело колено, но это не очень его беспокоило — ведь ему чертовски повезло: удалось остаться в живых.

А их прощание с Кэмпбеллом было далеко не радостным, и Йен знал, какой вопрос вертелся на языке у друга.

«Это не она, черт возьми!» — повторял он раз за разом.

Но как же тогда получилось, что все пошло не так? Сначала его план не сработал, а потом они едва не угодили в ловушку.

…Они с Кэмпбеллом и с группой лучших воинов — всего пятнадцать человек — с наступлением темноты заняли позиции на западном склоне хребта Глен‑Стокдейл, откуда было видно Лох‑Линне и форт Стокер. Более того, они видели, как люди Лорна высадились на берегу Аппина и приготовились атаковать — решили начать, когда враги направятся в глубь территории к арендаторам соседней деревни.

Увы, Йен и его воины провели в засаде всю ночь, но ничего не добились. Днем они сумели немного передохнуть в расположенных неподалеку пещерах, чтобы ближе к ночи снова занять позиции.

Оказалось, что Макдугаллы их ждали и обрушили на них град стрел. Дозорные смотрели на запад, а Макдугаллы выбрали кружной путь и приблизились с востока, подошли к Аппину по суше, а не по морю, как будто знали, что их ждали.

Пять воинов Кэмпбелла были убиты в первые минуты. Сам Кэмпбелл получил стрелу в спину, но благодаря толстой кожаной куртке и кольчуге не пострадал. Йен надел под шлем кольчужный койф, который и спас ему жизнь. Иначе стрела убила бы его.

Хотя отряд Йена в первые же минуты сражения уменьшился на треть, его люди сумели собраться и отбить нападение превосходящих сил противника, причем превосходство было довольно‑таки весомым — два к одному. Макдугаллы и их союзники Макдауэллы в конце концов отступили, но только после того, как еще три воина Кэмпбелла пали в бою, а четверо получили ранения.

«Проклятые Макдауэллы!» — мысленно восклицал Йен. Он видел среди противников Дункана, брата Маргарет.

Но что же это значит? Почему все пошло не так? Неужели Макдугаллов кто‑то предупредил? Нет, невозможно! Никто не знал его плана, за исключением…

Йен знал, о чем думал Кэмпбелл, потому что и сам думал о том же. Проклятье! Маргарет не могла их предать. Даже если бы он считал ее способной на предательство — а он так не считал, — у нее все равно не хватило бы времени, чтобы предупредить братьев.

Должно быть какое‑то другое объяснение, и он его найдет. Оно необходимо и Кэмпбеллу, и ему — для спокойствия.

Как только Йен преодолел лестницу, ворота распахнулись — отец, вероятно, приказал своим людям вести наблюдение. Сейчас Йену больше всего хотелось отправиться в кухню и избавиться от грязи и крови, но отец ждал его в соларе, так что пришлось идти туда. Причем отец был не один, а с Фином.

Взглянув на сына, лэрд встревожился.