Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Да, но только в том случае, если ты отвезешь меня в Алабаму.
- Но ведь кругом идет война!
- Не обязательно прямо сейчас. Когда появится такая возможность - вот все, о чем я прошу. - Эйприл окинула Кейда внимательным взглядом. - Ах, как легко было бы тебя обмануть! Но ты был так добр ко мне, что я не в силах совершить такое предательство. Я понимаю: ты действительно по-своему любишь меня…
- Ну еще бы! - с готовностью откликнулся Кейд, облизывая пересохшие губы. - Ты даже не представляешь себе, насколько сильно я тебя люблю. Конечно, надо быть полным идиотом, чтобы мечтать о такой красавице, как ты, дорогая. Да не просто мечтать, а хотеть жениться на ней. Это с моей-то внешностью! Но ведь человек должен мечтать, дорогая! Иначе лучше сразу умереть…
Эйприл была растрогана. Она подошла к Кейду и обвила руками его шею.
- Дорогая, тебе будет хорошо со мной, вот увидишь! Может быть, я и урод, но в женщинах разбираюсь не хуже любого красавца…
- Может быть, ты наконец прекратишь твердить о том, как ты уродлив, Кейд? - вскричала она, сердито глядя на Блэкмона. - Хватит причитать по поводу своей внешности. Я вижу тебя другим - до тех пор, пока ты сам мне не напоминаешь о своем уродстве. Почему бы тебе раз и навсегда не оставить эту тему?
- Блэкмон, открой! - Это был рядовой Эллисон. - Открой немедленно или я расшибу дверь!
- Смотри, как бы я тебе башку не расшиб! - злобно огрызнулся Кейд. - Я же сказал, что скоро выйду. Оставь меня в покое!
- Лучше выходи сейчас, а то к вечеру у тебя может не остаться ни одного охранника! Парни очень расстроены, а бабы словно взбесились. Видно, почуяли, что дело неладно, и грубят так, что к ним и не подступись! Твердят, что не желают работать, а мы, мол, не имеем никакого права их заставлять…
Кейд, пробормотав грязное ругательство, решительно направился к двери. Обернувшись к Эйприл, он мягко сказал:
- Видно, придется мне пойти утихомирить их, дорогая. Но я скоро вернусь. Обещаю!
Весна 1864 года оказалась суровым временем для Юга. После битвы при Геттисберге в списках убитых, раненых и пропавших без вести с обеих сторон значилось сорок три тысячи человек. Это была первая серьезная победа северян.
С падением Виксберга 4 июля моральный дух конфедератов оставлял желать лучшего. Кроме того, они испытывали острую нужду во всем: и в продовольствии и в медикаментах. В госпиталях не хватало хлороформа, морфия, хинина, болеутоляющих средств, и спекулянты всех мастей провозили лекарства через линию фронта, используя для этого пустые гробы. Женщинам удавалось пронести медикаменты в своих пышных юбках.
Полевым медикам приходилось быть весьма изобретательными. Смесь кизиловой, тополевой и ивовой коры заменяла хинин. Опиум получали из цветов мака - если, конечно, их удавалось найти.
Голодные, босые, грязные солдаты страдали от вшей. Зачастую они отказывались мыться в ледяной воде, даже если рядом был разведен огонь. В результате возникала болезнь, известная под названием «лагерная чесотка», которую лечили зверскими средствами - настойкой из корней лаконоса и мазью, изготовляемой из бузины, смолы, свиного жира, оливкового масла и серной муки.
Женщины, помещенные в новую тюрьму Доббсвилл, готовили эти лекарства, а также снадобье, которое, как считалось, излечивает венерические болезни. Если недостаток медикаментов представлял серьезную, но все же разрешимую проблему, то нехватка продовольствия была подлинным бедствием. В ход пошла конина. Чтобы хоть как-то прокормиться, они не гнушались тем, что забивали мулов, принадлежавших местным фермерам, а иногда ели даже огромных крыс. Над войсками конфедератов нависла реальная угроза голода.
Многие солдаты прибегали к спасительной помощи виски - если, конечно, могли его раздобыть. Оно заглушало все чувства, даже голод. Началось дезертирство. Многие конфедераты считали, что их преданность делу Юга не предполагает вторжения на территорию северян. После двух сокрушительных поражений число самовольных побегов из армии достигло почти сотни тысяч человек.
Помещенные в каторжную тюрьму Доббсвилл, женщины оказались в более человеческих условиях по сравнению с Тарборо. Конечно, тюрьма есть тюрьма, но теперь они хотя бы избавлены от притязаний похотливых охранников.
Поместили узниц в небольшие бревенчатые бараки, оштукатуренные снаружи и напоминавшие жилища первых поселенцев. Пола в них не было, просто голая земля. Спали женщины на койках, расположенных в три ряда одна над другой. В бараке не было ни одного окна. Обогревом служил огромный камин. Еду готовили в самом большом бараке, где женщины питались вместе с мужчинами. В остальное время узниц и узников держали отдельно, и даже во время еды разговаривать не разрешалось.
В тот солнечный день в начале марта холодный ветер гулял над склоненными спинами женщин, ковыряющихся в земле. Конечно, та работа, которую они выполняли зимой - щипали корпию и делали бинты, - гораздо приятнее, но с первым лучом весеннего солнца начинался сев. Ведь узницы Доббсвилла, как и все южане, отчаянно нуждались в продовольствии.
Вдалеке, за изгородью, показался всадник, и женщины, оставив работу, загляделись на него. Это был хорошо сложенный, мускулистый, но довольно худощавый мужчина. Аккуратно подстриженные темные бакенбарды подчеркивали твердость волевого подбородка. Нос незнакомца, великолепной формы, слегка напоминающий орлиный, и темные усы, чуть прикрывавшие плотно сжатые губы, придавали ему нечто демоническое. Карие глаза, темные и горячие, как луизианский кофе, окаймляли густые и длинные ресницы, которым могла позавидовать любая женщина. Лицо мужчины покрывал бронзовый загар.
На незнакомце была серая форма с блестящими медными пуговицами и золотыми эполетами.
- Какой красавчик! - восхищенно произнесла Джуэл, обращаясь к Селме, работавшей неподалеку. - С таким переспишь, вовек не забудешь…
- Ты только об этом и думаешь! - с упреком заметила Селма. - Мне иногда кажется, что ты скучаешь по тем мерзким охранникам, которые трахались с тобой в Тарборо…
Джуэл окинула товарку презрительным взглядом.
- Ну а ты, сдается мне, вообще соскучилась по этому делу! Тебя-то ведь они не приглашали из-за твоего триппера…
Переступая через комья вывороченной земли, она подошла к изгороди.
- Эй, капитан! Какой же ты хорошенький! Нечасто нам, бедным арестанткам, выпадает счастье видеть такого великолепного джентльмена, как ты!
Джуэл выкрикнула эти слова с каким-то вызовом, надеясь, что незнакомец не оставит их без внимания и остановится поговорить.
И действительно, капитан Рэнс Таггерт - а это был именно он - натянул поводья, и Виртус, как вкопанный, остановился. Рэнс увидел длинные, худые с грязными ногтями вцепившиеся в забор пальцы женщины. Изможденное лицо обрамляли нечесаные, засаленные волосы. Интересно, какое преступление она совершила? Что привело ее к такому концу? Большинство узниц Доббсвилла, как было известно Рэнсу, обвинялись в шпионаже, а поскольку многие из них к тому же больны венерическими болезнями, их держали в заключении хотя бы для того, чтобы они не заражали солдат.