– Лисицыны всегда женятся на псиониках, – повторил чужие слова Грошев. – И Калес – не исключение, так ведь? Было нетрудно найти в лагере помощницу, намекнув на кольцо с бриллиантом и громкую фамилию. Совместить приятное с полезным. Кто-то помогал гвардейцу, – пальцы на его локте разжались, – кто-то, подкинувший мне карту. Не отличнику, не спасателям, а мне!

Светка отступила еще на шаг, потом еще и еще, пока не коснулась спиной каменного выступа. Грош навис над ней, стараясь переосмыслить произошедшие события. Мысли цеплялись друг за друга, будто канцелярские скрепки.

– Ты сказала, что уехала с сестрой из лагеря в тот день. Сама сказала, хоть я и не спрашивал. – Он стоял уже вплотную к девушке.

– У нее нет сестры, – сказала Лиса.

– Правда? – испуганно переспросила Ленка.

– Уж поверь.

– Вы убили моего отца! – Парень почти шептал, но этот шепот был громче крика. – Ты и гвардеец!

Он схватил Светку за горло, чувствуя, как под пальцами ускоряется пульс, как она судорожно сглатывает.

– Это была самозащита, – пикнула Корсакова. – Мы приехали поговорить, это было приключение, а не…

– Вы и поговорили, результатом потом следователи любовались. – Он понял, что сжимает пальцы на чужом горле.

– Макш! – выкрикнул Игрок.

Кто-то схватил его за плечи.

– Ты перерезала ему горло! – закричал он.

Голос отскочил от стен и покатился по каменному ходу, постепенно истончаясь.

– Мы не хотели. Но он был пьян, увидел черную форму и взбесился, ничего не хотел слышать. Стал избивать Калеса. Он убил бы нас. Я схватила со стола нож, – девушка замотала головой, – он пах рыбой. Думала, старик испугается и отпустит Каса. Приставила к горлу и потребовала прекратить, но твой отец обезумел, он даже не замечал лезвия. Клянусь богами, я хотела лишь напугать. Он сам дернулся, сам напоролся. Я не хотела, я не могла… – Слова прорывались сквозь всхлипы рваными выкриками. – Я не хотела!

Макс понял, что его оттаскивают от девушки, которая почти хрипит.

– Макш, – повторил друг.

– Отпусти ее, идиот. – Соболев вцепился в предплечье.

– Самосуда не будет. – Артем держал его с другой стороны. – Все будет по правилам. Пусть хоть раз в этой истории.

Грошев заставил себя опустить руки. Встряхнулся, вырываясь из рук парней, отошел к противоположной стене и там, не сдержавшись, ударил по камню кулаком.

– Это была самозащита, – проскулила Светка.

Макс вспомнил свой сон в больнице. Он видел избивающего его отца. Не в первый раз. Самый первый был давно, когда ему было семь. Вларон решил, что будущему псионику «западло» бояться темноты. И решил опробовать на сыне самую передовую методику всех времен и народов. Способ «лодки». Это когда не умеющего плавать выбрасывают посредине реки и ждут, пока проснутся рефлексы. Отец поступил так же: запер Макса в подвале, в каморке дворника. Среди лопат, облезлых метелок и ведер.

Грош помнил, как бросался на дверь, как кричал и звал на помощь. И отец пришел. Хотя сейчас парень думал, что тот и не уходил. Просто минуты, проведенные в темноте, показались мальчишке часами.

Вларон был разочарован, и свое разочарование он выразил самым действенным методом. Парень плохо помнил, что случилось дальше. Кажется, отец вытащил гибкий прут из ближайшей метлы и замахнулся. Но почему-то вместо боли от ударов он запомнил звук. Тихий и узкий. «Вжжжик» – так прут рассекал воздух каждый раз, когда отец поднимал руку. Еще он помнил, что неделю спал на животе, да и рубашку смог надеть дня через два, потому что даже обычная ткать казалась ему наждаком.

Так отчего Макс злился сейчас? Его отец умер для него в тот день, отец, учивший его ловить рыбу и объяснявший, чем гаечный ключ отличается от газового. Его место занял чужак, по которому он не будет плакать. Так отчего же? Не от того ли, что ему и самому хотелось это сделать? Приставить нож к дряблой, в красных прожилках шее и провести?

Грош ударил по камню снова, чувствуя, как боль отдается в руке.

– Не надо. – Кто-то едва-едва коснулся его сжатого кулака.

Он почему-то думал, что это будет Настя, но когда повернул голову, увидел испуганные зеленые глаза Афанасьевой.

– Пожалуйста, не надо, – попросила рыжая, и он понял, что не может отказать в этой простой просьбе, продиктованной страхом за него.

– Кто-нибудь еще желает признаться? – спросил он, оглядывая спрятанные в сером сумраке лица. – Что, никто не работает на Южные пустоши? Или на чертей? Или на младшего сына третьей кухарки Императора, к которой он как-то ночью забрел по пьяни?

Игрок засмеялся и тут же застонал. Самарский тихо выругался. Лисицына молчала.

– Ты бы завязывал с подобными предположениями, – посоветовал Сенька.

Макс разжал кулаки и повторил вопрос. Тот, ответ на который был для него по-настоящему важен.

– Как Лисицын связывался с Дороговым? – Он посмотрел на Корсакову.

– По «мылу». – Светка протянула ему телефон. – С моего адреса.

Грошев взял аппарат, вывел на экран список исходящих писем.

«Племянники скоро будут».

«Готовьте подарок».

«Непредвиденные обстоятельства, нарушена целостность основного компонента», – это, надо полагать, о его ранении.

Конспираторы! Он поднял глаза на стоявших вокруг сокурсников.

– Што пишут? – спросил Игрок.

– Идиотизм. Я еще думал, что Цаплин делал там под видом аудитора? Чего ждал? Вот этого. – Он потряс телефоном. – Императорский бункер, все письма которого проходят модерацию. А тут даже шифровальщиком быть не обязательно, – он подбросил аппарат, поймал, убрал в карман и улыбнулся, – но именно этот идиотизм и спасет всех нас.

Тема: «Проблема бытия»

На траве стояли ящики, вытянутые, сколоченные из грубого дерева, покрашенные в зеленый цвет. Такие чуть ли не каждый день выгружали с вертолетов. Разница была в маркировке – на этих ее не было. Парень подошел ближе, коснулся грубого дерева. Оно оказалось ледяным. И это к концу дня, когда солнце прогрело воздух настолько, что хочется сменить джинсы на шорты.

На грунтовой дорожке, ведущей к жилым корпусам, не было ни одного человека. Ни болтающегося без дела студента или отчитывающего его преподавателя. Лекции и практикумы уже закончились, но для ужина было еще слишком рано. Неприятное предчувствие острой иглой впилось под лопатку.

Кто и зачем бросил ящики? Увидит Нефедыч, опять разорется и раздаст пяток дежурств подвернувшимся под руку.

Макс на секунду забыл, что Куратор мертв. Парень отмахнулся от беспокойства и пошел вперед. В последнее время жизнь – одно сплошное беспокойство. И стояние на месте ничего не изменит.